После эфира с Парфеновым Шнуров окончательно расположил к себе медийное пространство. Как ни странно, ярлык алкаша тоже сработал в шнуровскую пользу. Когда люди впервые сталкивались со Шнуровым и неожиданно обнаруживали в сочинителе песни «я алкоголик, ебаный придурок» сметливого и обаятельного острослова, им была обеспечена как бы двойная порция восторгов — Парфенов не дал бы соврать. К тому же от Шнурова многого не требовалось. В конце концов, на два принципиальных для русской культуры вопроса ответы он знал — был в курсе того, как очищается политура, и знал, отчего умер Пушкин.

Похожий случай был у британского журналиста А. А. Гилла — его карьере также в немалой степени способствовали своевременные откровения о критической проспиртованности собственного организма. С умом и талантом из шарма алкоголика можно извлечь значительные дивиденды. Ум и таланту Шнурова были, не говоря уже о шарме алкоголика. У Эмили Бронте в «Грозовом перевале» встречается хорошее выражение — пьяный в лоск. Шнур был как раз таким. Как, впрочем, и Гилл.

Благодаря этой стратегии к началу 2002 года Шнуров снискал офигенную любовь каст: менеджеры среднего звена, журналисты, банкиры, бандиты, стилистки, начинающие и маститые кинематографисты, писатели и еще черт знает кто. Однажды глубокой ночью мы сидели большой компанией во дворике на Чистых прудах. Шума от нас было много — Шнуров периодически хватался за гитару, пел «На братских могилах» и что-то еще в подобном духе. В конце концов из ближайшего подъезда вышли два матерых бугристых мужика под пятьдесят в тренировочных костюмах и молча двинулись на нас. На обожателей группы «Ленинград» они были не похожи (в любом случае Шнур к тому времени уже свалил), и мы приготовились к худшему. Поскольку часы показывали четыре утра, худшее мы заслужили. Мужики приблизились на расстояние вытянутой руки, проще говоря удара. «Ребят, — откашлявшись, произнес один, — а это чего с вами, Сергей Шнуров, что ли, был?» Кто-то кивнул. «Видишь, мудак! — Мужик торжественно повернулся к своему напарнику. — Я ж тебе говорил, это он был! Ребят, а он… еще вернется сегодня?»

В тот момент я, пожалуй, впервые в полной мере осознал не творческую, но бытовую силу «Ленинграда». Это был июль 2002 года.

К тому времени «Ленинград» настолько забурел стилистически и коммерчески, что Шнур имел все основания подурачиться на стороне. Тренировочный проект «Три дебила» к тому времени уже прекратил свое существование, и Шнуров изобрел группу «Диоды», которой полагалось исполнять синтипоп (поп-проект всегда был мечтой Шнура, еще со времен «Латекса»). Правда, первая же песня называлась «Роботы-ебоботы», что несколько подрывало желанную поп-составляющую. Другим, более основательным и продуктивным дурачеством стал концерт в ДК Ленсовета с измененными аранжировками песен.

Шнуров позвал гурьбу сторонних музыкантов — пила, домра, конги. Плюс половина «Спитфайра», плюс контрабасист Макс Колотушка. Пузо играл на столе, уставленном бутылками. Все они вышли в майках AC/DC — майки оказались огромные, пришлось обрезать. Шнур куртуазно начал концерт песней «Не могу я жить без Светки, хоть мне сердце, на хуй, рви» с посвящением жене.

Зимой в рамках все того же заслуженного отдыха от «Ленинграда» вышел шнуровский сольник — «Мистерия звука» издавала тогда серию «Шансон с нечеловеческим лицом», куда вошли пластинки Псоя Короленко и Гарика Осипова. Альбом назывался «Второй магаданский». То был довольно потешный и сугубо авторский блатняк, который в шнуровском исполнении традиционно вызывал массу противоположных нареканий — его то обвиняли в излишне глубоком погружении в мир шансона, то, наоборот, в измене его идеалам. Альбом представлял собой приятный оммаж Северному, а также самому себе; был, в целом, не блеск, однако не без находок — взять, например, архивную «Жопу» (частично вошедшую в первый «Бумер») или абсолютно свежую «Супергуд». Диск был дописан песней «Копейка» из одноименного фильма режиссера Дыховичного.

Митя Мельников

Был фестиваль каскадеров в Тушино — прыжки на автомобилях, все дела. Мы играли перед Линдой, а после нее уже шли Guano Apes. Естественно, приехали, как обычно, все уже нажратые. Играем, играем, и на песне «Космос» Шнур почему-то решил дать микрофон Роме. И Ромеро, бухой в жопу, играет, поет, ну и забывает слова, естественно. И из толпы стали ему показывать факи — ну потому что действительно какая-то хуйня происходит, музыка играет, а слова — не пойми чего. В ответ Ромеро вместо полагающейся строчки «Вы любите женщин, а я просто дрочу» выдает речь следующего содержания: «Вы любите женщин, а вот кто показывает мне факи, тех я в жопу ебал». А на празднике присутствовало какое-то руководство Москвы. После этого решили, что «Ленинград» в Москве не должен выступать. Это было весной 2001 года.

Сергей Шнуров

Мне тогда позвонили из «Комсомольской правды» и сказали, что в Думе слушается закон о запрещении брани в общественных местах. И говорят: ваши комментарии по этому поводу. Я им сказал: «Знаете, они собираются закручивать гайки, но они забыли, что болты-то все спизжены».

Всеволод «Севыч» Антонов

Мы на самом деле дико ждали концерта, который так и не состоялся в «Лужниках». Очень готовились, репетировали. Если б его не запретили, это, конечно, был бы пиздец всему. Это был очень сильный облом. Все просто потухли. Потом разные люди говорили, что вот, мол, как круто придумал Лужков, какой он создал пиар «Ленинграду». Да ни хуя он не круто придумал.

Сергей Шнуров

Мельников, который делал концерт в «Лужниках», позвонил мне и сказал: можете не ехать.

Я подумал: ну, блин, и слава богу. У меня в тот момент особого рвения не было. Мы сидели на студии, писали что-то. Я как-то даже и значения этому не придал. Я понял, что это не шутки, когда запретили второй концерт где-то в Подмосковье, за подписью Громова. Даже помню формулировку — «в связи с проведениями масленичных гуляний».

Светлана «Колибаба» Шестерикова

На концерт в «Юбилейном» пришла пара в бальных костюмах — им за семьдесят, и они танцевали под «День рождения». На «Ленинград» вообще никто не смотрел, все смотрели только на эту пару.

Андрей «Дед» Кураев

Для меня это был первый в жизни стадионный концерт, и на мне как на басисте, по большому счету лежала большая ответственность. Правда, на сцене еще находился контрабасист, но он толком не играл. Я и сам играл достаточно скованно — типа, преодолевал некий рубеж.

Евгения Федоровская

Днем перед концертом в «Юбилейном» мы съели грибов, пошли к режиссеру Брашинскому, сели в какое-то стеклянное кафе, меня накрыло, а тут прямо по улице идет актер Борис Щербаков. Потом, слава богу, отпустило, пошли к шнуровской Светке за билетами или проходками. Там нас поразил его сын Аполлоша, который на вопрос бабушки «А как у нас папа денежки зарабатывает?» постучал кулачками друг о друга, а на вопрос «А как мамочка их тратит?» дунул с ладошки куда-то… Ребеночку было около года, наверно. Очень артистично-цинично у него это все вышло.