На улице благодать, а она сидит в кабинете и думает о сентябре в Париже как об освобождении. Как о море, бесконечности, необъятных возможностях, непокое. Делать открытия, рисовать, петь, сочинять, встречаться с новыми людьми и каждый вечер возвращаться к Этьену с Адриеном. Скоро, скоро троица будет жить вместе…

Нина уже шесть дней встречается с Эмманюэлем Дамаммом. Он ждет ее вечером после работы, и они едят у него дома. Ничего подобного она никогда не видела: трапеза на двоих ждет на кухонном столе, остается только разогреть. Все как в ресторане: несколько разных закусок, два горячих блюда и десерт. Вот, значит, каково это – иметь прислугу: не ходить по магазинам, не пылесосить, не стирать белье… За Маню даже постель застилают! Он живет в огромном поместье родителей, в отдельно стоящем доме. Накануне Эмманюэль уехал на несколько дней в Сен-Тропе и позвонил рано утром, чтобы сказать: «Мне тебя не хватает…» «Мне тебя тоже!» – ответила она.

Нина все еще изумлялась тому, что понравилась этому любимчику судьбы из хорошей семьи. Она, «безродная дочь шлюхи», чувствовала себя брошенным псом, которого наконец взял в дом добрый человек.

В субботний вечер в Клубе 4, когда не выступил Дао, Маню и Нина выпивали у стойки, и она забыла об Адриене, вообще обо всем забыла. Превратилась в другую девушку, одолжила у нее счастливую жизнь. Эмманюэль поцеловал ее «с языком», как будто дал обещание, а она понятия не имела о таких поцелуях. Его чувственность была неотразима, и Нине казалось, что она превратилась в эльфа, не касающегося ногами земли, и сделает для Маню все. Иногда жизнь куда грандиознее нашего представления о ней. Эмманюэль ласкал Нинино тело через платье, а после трех порций джина осмелел и стал настойчивее. Она застонала. Армии муравьев щекотали лапками кожу, голова кружилась, но сама она едва коснулась ладонью выпуклости в брюках Маню и жутко испугалась. Как будто увидела насильника.

В конце концов он шепнул: «Нам пора… – взял ее за руку, посадил в свой кабриолет и пообещал: – У тебя это впервые, так что в машине трахаться не будем, поедем ко мне…»

«Трахаться»… Слово шокировало ее. Приземлило. Отрезвило. Как будто кто-то сильно толкнул ее. Она испугалась. Будет больно? А кровь пойдет? Я сумею? Нина не думала, что Эмманюэль поцелует ее через час после появления в клубе, теперь они уходят вдвоем, она не предупредила Адриена, а Жозефина должна забрать их в четыре утра с парковки у клуба! Нина надеялась подцепить Эмманюэля и накануне со смехом призналась в этом Адриену. Она прыгала по кровати и молилась: «Боженька, миленький, помоги!» – но теперь ей не смешно, а страшно. Осталось только молиться: «Боженька, я не знаю, где Вы прячетесь, но пусть все будет хорошо!»

Что подумает Жозефина, увидев на парковке только Адриена?

Нине с трудом верилось, что она сидит в машине, от одного вида которой у нее начинало бешено колотиться сердце. «Альпин А610»[92], красного цвета. Спортивная тачка богатого взрослого мужчины. А она – ребенок. Золушка в стране Дамаммов.

Клуб 4 от Ла-Комели отделяли тридцать километров, Нину Бо от Эмманюэля Дамамма – миллиард световых лет. Итак, фраза «хороша, как свет утренней зари», которую часто произносят ей вслед, значит нравиться мужчине, похожему на очарованного принца.

Эманнюэль предложил Нине выбрать музыку:

– Посмотри в бардачке и на приборной доске…

Десятки кассет: альбомы Этьена Дао «Поп Сатори»[93] и «Для наших марсианских жизней»[94]. Она с трудом сдерживала смех, засовывая в плеер кассету группы Oasis. Зазвучал голос Лиама Галлахера[95]. Маню сделал тише.

– Расскажи мне что-нибудь еще о себе, Нина.

Она мгновенно почувствовала себя бесполезным существом, глупым, малюсеньким, темным. Робость взяла верх над другими эмоциями.

– Лучше ты…

– Может, обойдемся без слов?

Он взял ее руку и начал гладить себя, тихонько, едва надавливая. Ничего животного, деликатно, но настойчиво. Нине снова почудился призрак насилия. С тех самых пор, как она стала предаваться размышлениям об этом, мечты приняли странный оборот. Скорее бы приехать! Выпить еще, чтобы жизнь показалась прекрасной, несмотря на обстоятельства. Они въехали в ворота, и Нина увидела строение, напоминающее замок. Вокруг росли деревья, вдали угадывался бассейн. Все было окутано темнотой.

– Ты меня потом отвезешь? – почти плаксиво спросила она.

Он улыбнулся, сказал: «Если у нас будет потом… – И поспешил успокоить, поняв, что ей не по себе: – Обещаю, все будет хорошо».

Метров через двести Эмманюэль припарковался у каменного дома меньшего размера со стенами, увитыми плющом. Деревянные ставни были распахнуты, и Нине показалось, что их никогда не закрывают, как, впрочем, и дверь. Внутри пахло свечами и было еще красивее, чем у Этьена. Все выглядело старинным и очень ценным, она никогда не видела такого количества картин на стенах.

Эмманюэль налил ей и себе джина, плеснул «Швепса», они чокнулись, выпили, он пошел в ванную, обернулся и сказал, кивнув на стереосистему:

– Устраивайся поудобнее и выбирай музыку.

«Держи себя в руках!» – прошептал он, глядя на себя в зеркало.

Малышка по-настоящему ему нравилась, он никогда не чувствовал желания такой силы, ни с одной своей партнершей. А ведь Нина совсем молодая и ужасно неловкая, неумелая, с ней нужно быть нежным. И осторожным. Почти невозможно поверить, что она… нетронутая, в ней столько естественной живости и свободы. Эмманюэль наблюдал за Ниной на работе, она всегда держалась очень уверенно и скорее всего врет насчет своей невинности, как обманула его, пригласив на концерт Дао. Маню изменил мнение, поняв, как сильно нервничает Нина. На ней лица не было от страха, голос срывался, руки дрожали. Она помолодела лет на десять и стала похожа на маленькую девочку.

Она так и стояла на кухне, прислонившись к буфету и уткнув нос в пустой стакан. Маню обнял ее, шепнул: «Иди ко мне…» Они не раздеваясь легли на диван, и он стал ласкать ее, медленно и осторожно, чтобы не спугнуть. Пусть расслабится, снова почувствует желание, как в клубе, иначе будет неинтересно. Как бы все ни вышло, пусть у Нины останется о нем хорошее воспоминание. Эмманюэль не был ни наглецом, ни грубияном и придавал большое значение впечатлению, которое производит на окружающих. Он хотел нравиться, всегда и всем.

Когда Маню спускался по лестнице, Нина думала: «Какой же он красивый, ужасно красивый!» Она чувствовала, видела, обоняла его желание, животную страсть, и это ее до смерти пугало. Она понимала, что уйдет из этого дома другим человеком, расставшись со своей невинностью. Господи, страшно даже подумать, что сказали бы Адриен и Этьен, увидев ее здесь с ним. Этьен будет в ярости, что кто-то чужой прикасался к ней, но виду не подаст, спрячется за саркастическими насмешками. Адриен улыбнется той самой – загадочной – улыбкой, которую она так и не сумела расшифровать за долгие годы их дружбы. Нине не хватало общения с друзьями, но она прогнала их из своих мыслей, как назойливую навозную муху.