Я поежился и проворчал:

– Бросьте вы. Оттого, что стервозная баба выплеснула на вас свою злобу и ненависть, вовсе не следует...

– Нет, нет. Мачеха выразила словами то, что я чувствовала всегда. Я, правда, не знала, что это в крови у Дейнов, но что у меня в крови – знала. И как не знать? Вон сколько у меня следов вырождения. – Она подошла, приподняла обеими руками кудряшки со лба и висков и повернулась в профиль. – Посмотрите на уши – без мочек, кверху заостряются. У зверей такие уши, а не у людей. – Не опуская волосы, она снова повернулась ко мне лицом. – Теперь посмотрите на лоб – узенький, звериный. А зубы? – Она обнажила белые, острые зубки. – А лицо? – Ее пальцы скользнули вниз по щекам и сошлись под странно узким подбородком.

– Все? – спросил я. – Или раздвоенные копыта тоже покажете? Пусть вы правы, и все это не совсем обычно. Ну и что? В жилах вашей мачехи текла кровь Дейнов, и она была чудовищем, но где вы видели у нее следы вырождения? Нормальная, здоровая женщина – здоровее некуда.

– Это не довод, – досадливо помотала она головой. – Пусть внешне у нее было все в порядке. А я ненормальная и внешне и внутренне... умственно. Я... – Она присела рядом со мной на край кровати и, упершись локтями в колени, обхватила бледное, измученное лицо ладонями. – В отличие от других людей, я не умею ясно думать о самых простых вещах. В голове одна каша. О чем ни подумаешь, все тут же заволакивается туманом, налезают другие мысли, отвлекают, путаются... я теряю ниточку, ловлю ее в тумане, а только поймаю – все начинается сначала. Понимаете, как ужасно? Жить так годами и знать, что ничего не изменится, если не станет хуже.

– Нет, не понимаю, – сказал я. – По мне, это нормально. Никто не умеет ясно мыслить, разве что притворяется. Думать вообще чертовски трудно: всегда приходится ловить какие-то мельтешащие туманные обрывки и по возможности составлять из них целое. Потому-то люди и цепляются за свои мнения и взгляды – они им так тяжко достаются, что даже самые дурацкие, но готовые убеждения начинают казаться ясными, здравыми и не требующими доказательств. А стоит их растерять – и снова ныряй в туманную неразбериху, чтобы выудить новые.

Габриэла отняла ладони от лица и застенчиво улыбнулась:

– Странно, что раньше вы мне не нравились. – Она снова стала серьезной. – Однако...

– Никаких «однако», – сказал я. – Вы уже не маленькая, должны знать, что все люди, кроме совсем помешанных и совсем тупых, время от времени находят в себе признаки ненормальности. Чем больше в себе копаешься, тем больше на руках доказательств. А уж как вы в себе копались – такое мало кто выдержит. Ходить и твердить: я – сумасшедшая! Удивительно еще, что вы на самом деле не свихнулись.

– А может быть, свихнулась.

– Нет, вы – нормальный человек, можете мне поверить. Впрочем, не хотите – не верьте. Просто пошевелите мозгами. Ваша жизнь началась чертовски неудачно. С раннего возраста вы попали в плохие руки. Мачеха была чудовищем и сделала все, чтобы сгубить вас, а в конце даже убедила, что над вами тяготеет особое семейное проклятие. Я знаком с вами всего месяца два. За это время на вашу голову свалились все известные людям беды, к тому же, из-за веры в проклятие, вы считали себя виноватой в них. Так? Ну, и как это на вас сказалось? Почти все время вы находились в трансе, часто – в истерике, а когда был убит муж, решили покончить с собой... но оказались достаточно разумной, чтобы представить, как пуля будет раздирать тело.

Нет, милочка! Я всего лишь наемный сыщик, и ваши беды касаются меня постольку-поскольку, но кое-что из случившегося даже меня выбило из колеи. Кто, как не я, пытался укусить привидение в этом чертовом Храме? А я ведь не молод и ко всему притерпелся. Мало того, сегодня утром чуть ли не у вашей кровати взрывают бомбу с нитроглицерином. И что? Вечером вы уже на ногах, одеты и спорите со мной о своем здоровье.

Если вас и можно назвать ненормальной, то лишь в том смысле, что вы выносливее, здоровее и уравновешеннее обычных людей. И бросьте думать о наследственности Дейнов, подумайте о Мейене. Откуда у вас такая выносливость, как не от него? Почему он выжил на Чертовом острове, в Центральной Америке, в Мексике и не согнулся до самого конца? Вы похожи на него больше, чем на любого из знакомых мне Дейнов. И если есть у вас следы вырождения – хотя Бог знает, что это такое, – они тоже от него.

Моя речь пришлась Габриэле по душе. Глаза ее сделались почти счастливыми. Но пока я, выдохшись и спрятавшись за табачным дымом, искал другие слова, они опять потускнели.

– Я рада... и признательна, если, конечно, вы говорили искренне. – Она снова прижала ладони к щекам, а в ее голосе появилась безнадежность. – Не знаю, на кого я похожа, но мачеха все же права. И ничего тут не поделаешь. Вы же не станете отрицать, что над моей жизнью и жизнью всех, кто связан со мной, висит черное проклятие?

– А надо мной? Последнее время я только тем и занимаюсь, что торчу около вас, влез во все ваши дела, и ничего не случилось, во всяком случае, ничего серьезного.

– Вы – иное дело, – медленно произнесла она, морща лобик. – Мы с вами в других отношениях. Для вас это только работа.

Я засмеялся:

– Такой аргумент не пройдет. А Фицстивен? Он, конечно, знал вашу семью раньше, но здесь, в гостинице, оказался благодаря мне и поэтому был от вас еще дальше, чем я. Так почему не я пострадал первым? Может быть, бомба предназначалась мне? Вполне вероятно. Но тогда тут замешано не ваше неотвратимое проклятие, а люди, которые могут допустить промах.

– Вы ошибаетесь, – сказала она, уставившись в коленки, – Оуэн любил меня.

Я решил не выказывать удивления.

– Неужто вы... – начал я.

– Пожалуйста, не надо. Не заставляйте меня рассказывать. Особенно после того, что случилось утром. – Она выпрямилась, вздернула плечи и решительно продолжала: – Вы тут заговорили о неотвратимости. То ли вы не поняли, то ли притворяетесь и делаете из меня дурочку. Я вовсе не верю в неотвратимое проклятие, идущее от дьявола или от Бога, как в случае с Иовом, например. – Она теперь говорила с жаром и уже не хотела менять тему. – И не может ли быть... разве не существуют люди, которые... до мозга костей порочны и отравляют... могут вызывать самое плохое во всех, кто с ними общается?

– Существуют, – почти согласился я. – И могут, когда хотят.

– Нет, нет! Не важно, хотят или не хотят. Вызывают даже тогда, когда отчаянно не хотят. Именно так. Я любила Эрика, он был хороший, чистый. Вы сами это прекрасно знаете. Вы разбираетесь в людях, а с ним были хорошо знакомы. Я его любила, хотела, чтобы он был... Но когда мы поженились...

Она вздрогнула и протянула мне руки. Руки у нее были сухие, горячие, а кончики пальцев – словно лед. Мне пришлось крепко сжать их, чтобы ногти не вонзились мне в ладони.

– До замужества вы были девушкой?

– Да. Была. Я и сейчас...

– Тут не из-за чего волноваться. Как и у многих, у вас на этот счет идиотские понятия. К тому же вы привыкли к наркотикам. Правильно?