В целом население в городах все же возрастало. Йорк – столица севера; Норидж – крупный центр торговли сукном, ставший убежищем квалифицированных мастеров, бежавших из Нидерландов от герцога Альбы; Бристоль с его меркантильной системой и внутренней торговлей, совершенно независимый от Лондона, – эти три города были городами особой категории, с 20 тысячами жителей в каждом. Новые океанские условия морской торговли благоприятствовали развитию и других портовых городов на западе, вроде Бидефорда.

Но из всех их Лондон, все более и более сосредоточивавший в себе внутреннюю и внешнюю торговлю страны, росший за счет многих малых городов, был уже по своей величине чудом не только в Англии, но и в Европе. Когда умерла Мария Тюдор, в Лондоне было приблизительно 100 тысяч жителей, а когда умерла Елизавета, число жителей в нем достигало уже 200 тысяч. Еще более быстрым был рост населения в городских «вольных округах», за старыми стенами города; в центре Сити имелись небольшие открытые площади и дома с садами, дворами и конюшнями. Несмотря на периодические посещения чумы («черной смерти») и появление нового лихорадочного эпидемического заболевания – «потогонной болезни», Лондон Тюдоров был сравнительно здоровым и число смертей в нем было меньше числа рождений. Он еще не бы таким перенаселенным, каким сделался в начале XVIII столетия, когда его разросшееся население стало ютиться в трущобах, все более оторванное от деревни и более нездоровое, хот чума к этому времени уже исчезла, уступив место оспе и тифу.

Лондон во времена королевы Елизаветы по своим размерам, богатству и мощи был самым крупным центром королевства. Его влияние в социальном, культурном и политическом отношениях было велико и обеспечило успех протестантской революции в XVI столетии и парламентской революции в XVII столетии. Территория лондонского Сити была теперь твердыней чисто гражданского и торгового общества, которому в его границах не угрожало никакое соперничающее влияние. Крупные мужские и женские монастыри средневекового Лондона исчезли, миряне взяли верх и перестраивали свою религию в городских церквах и в собственных домах по протестантскому или какому-либо другому образцу, в соответствии со своими желаниями. Ни монархия, ни аристократия не имели никакого оплота в пределах Сити. Королевская власть расположилась вне Сити, в Уайтхолле и Вестминстере, с одной стороны, и в Тауэре – с другой. Высшая знать также оставила свои средневековые кварталы в Сити и перебралась в дома на Стрэнде или в Вестминстере, по соседству с двором и парламентом. Власть и привилегии мэра и горожан с их грозной милицией создали государство в государстве – чисто буржуазное общество внутри обширной Англии, которая все еще оставалась монархической и аристократической. Пример Лондона действовал на всю страну.

Проблема снабжения Лондона продовольствием во времена Тюдоров играла решающую роль в аграрной политике графств страны; влияние этой проблемы ощущалось – в разной степени – даже далеко за ее пределами. Продукты питания требовались в столицу в большом количестве для населения и лучшего качества для столов богачей. Кент с его огороженными полями, уже называвшийся «садом Англии», был специально лондонским фруктовым садом; он был «богат яблоками без счета, а также вишнями». Ячмень Восточной Англии, идущий через города, изготовляющие пиво, вроде Ройстона, удовлетворял ежедневную потребность лондонцев в питье; между тем Кент и Эссекс учились возделывать хмель для придания вкуса и запаха своему пиву. Наконец, пшеница и рожь, из которых в Лондоне пекли хлеб, выращивались во всех юго-восточных графствах.

Таким образом, большой рынок столицы способствовал изменению аграрных методов обработки, вынуждая области, более пригодные для какой-нибудь особой культуры злаков, специализироваться именно на ней. Как отметил топограф Норден, «близ Лондона иной тип земледельца, или, вернее, йомена, который трудится на пустырях джентльменов… и который, имея много корма для скота», продает жирный скот в Смитфилде, «где он сам запасается тощим скотом. Имеются также и такие, которые живут перевозкой продуктов для других и с этой целью держат повозки и фургоны и отвозят в Лондон молоко, муку и другие предметы, извлекая из этого хороший доход». В областях, так благоприятно расположенных, стимул для огораживания земли был силен.

Лондон времен последних Тюдоров и первых Стюартов

Кроме Лондона, были и другие рынки для сбыта земледельческой продукции. Немногие города (если вообще такие были) могли выращивать на «городских полях» все пищевые культуры, которые им требовались, и обойтись без закупок извне. И даже в деревне, если в одной сельской области был плохой урожай, можно было закупить через посредников излишек урожая в других областях, если только по всей Англии не было неурожая, когда (может быть, один раз в десятилетие) в большом количестве импортировались продукты из-за границы. В нормальные годы некоторая часть английского зерна экспортировалась. Хантингдоншир, Кембриджшир и другие области долины реки Уз отправляли большое количество пшеницы через Кингс-Линн и залив Уош в Шотландию, Норвегию и нидерландские города. В Бристоль и в западные города шли в большомколичестве продукты питания из житницы Центральной Англии, с открытых полей юго-восточного Уорикшира, из «Фелдона», лежащего между рекой Эйвон и хребтом Эджхилл. Но другая половина Уорикшира, лежащая на северо-запад от Эйвона, как отмечают Леленд и Кемден, была лесистая, с редко рассеянными пастушескими селениями; это был Арденский лес. Таким образом, извивающийся Эйвон, перекрытый знаменитым Стратфордским мостом с «четырнадцатью арочными каменными пролетами», отделял пустынный лес от населенных пахотных областей. Уроженец этого города, лежащего на берегу реки, мог еще в юношеские годы наблюдать во время прогулок прекрасную дикую природу на одном берегу реки и наиболее характерные типы людей – на другом.

До XVIII столетия с его высоко капитализированным фермерским хозяйством было невозможно вырастить столько пшеницы, чтобы прокормить все население страны. Овес, пшеница, рожь, ячмень– все произрастало в большей или меньшей мере в зависимости от почвы и климата. Овес преобладал на севере; пшеницу и рожь сеяли во многих частях Англии, за исключением юго-запада, где ржи было мало. Повсюду изобиловал ячмень, и большая часть его шла на изготовление пива. На западе, богатом яблоневыми садами, пили сидр, а из груш Вустершира приготовляли грушевку, которую Кемден осуждал как «поддельное вино, холодное и в то же время вызывающее брожение в желудке». Во всех частях Англии деревня выращивала различные злаки для собственного потребления, и ее хлеб часто был смесью различных видов зерна. Фаине Морисон, хорошо знакомый с главными странами Европы, писал вскоре после смерти Елизаветы:

«Английские земледельцы едят черный ячменный и ржаной хлеб и предпочитают его белому хлебу, как остающийся дольше в желудке и не так скоро переваривающийся при их работе; но горожане и дворяне едят больше чистый белый хлеб; в Англии произрастают в изобилии все виды зерновых. Англичане имеют в изобилии молочные продукты, все сорта мяса, птицы и рыбы и всякой хорошей снеди. Англичане едят много оленьего мяса: они убивают самцов – летом и самок – зимой; из их мяса они делают паштет, и этот паштет является лакомством, редко встречающимся в каком-либо другом королевстве. Да в одном графстве Англии я, пожалуй, видел больше оленей, чем во всей Европе. Ни в одном королевстве мира нет такого количества голубятен. Точно так же соленая свинина является особым кушанием англичан, неизвестным другим народам. Английская кухня больше всего славится у других народов разными способами приготовления жареного мяса».