Уезжая, я говорил, войны еще не было, дайте мне хороших двух радистов, не давайте мне агентов, не давайте людей. Если будет хороший специалист военный, пожалуйста, такого мне пришлите. Я его буду держать в большой конспирации, чтобы он никогда не провалился, но который оказывал бы мне помощь, разбирался бы в тех вопросах, которых я не понимаю. Есть и другие вопросы — политические, экономические, всякие, знающих эти вопросы я найду на месте. Пусть приедет самый умный человек, это будет один на сотню, чтобы он стал крупным источником. Он останется только агентом, который будет получать и передавать. Нам нужно искать источники в каждой стране. Для этого надо искать других людей. Прибывший человек потеряет два года, чтобы акклиматизироваться, чтобы выглядел так, как все другие, окружающие его. Чтобы он не оглядывался, когда совсем не нужно оглядываться. Чтобы он не жил в состоянии, будто ему всегда что-то угрожает. Я имел в этом уже некоторый опыт. Был такой случай. Я контактировался с одним из работников посольства. Дал ему телефон, чтобы он мог звонить мне в случае особой важности. Сказал ему:

— Задолби этот номер. Запомнил? - Да.

— Все в порядке.

Два месяца спустя задержали его на улице, взяли на два часа. Переписали всю записную книжку, в том числе и мой телефон. Это был номер первой резервной точки, созданной на всякий случай. То была база по скупке старых автомашин. Туда потом направил одного работника отсюда. Начали работать, и вот номер из телефонной книжки все разрушил. (В первую поездку.)

Уезжая, я сказал, что люди, работающие в организации, должны быть уверены, что они не провалятся из-за такой вот телефонной книжечки.

Через несколько дней пришел из префектуры. Прибывший человек был неопытный, и он раньше времени выскочил через окно, хотя опасности никакой не грозило. Из префектуры только попросили документы.

В Париж я приехал после партийной работы, которую вел в Палестине. Там были забастовки, были тюрьмы. Партия отправила меня во Францию. Приехал один, потом приехала жена. Жил в маленькой комнатушке. У меня были документы, у жены нет. Через месяц мне говорят — могут быть неприятности. Приходит инспектор из префектуры:

— Вы уже месяц живете здесь с вашей женой, надо это оформить.

Пригласил его в другую комнатку, достал бутылку. Сказал ему:

— Пусть это будет между нами. Это же не моя жена. Ты хочешь, чтобы я оформлял ее документы?

А если бы я сделал, как тот товарищ, что выпрыгнул в окно. Его не трогали до начала войны, а началась война — Шрайбера посадили как подозрительного в лагерь, потом из французского лагеря его переправили в неоккупированную зону. Удалось освободить, он вернулся в Лион. Запретил ему поддерживать с нами связь. Дал деньги, устроился на работу. И все же он вошел в контакт с группой в Лионе, попался, погиб в лагере. Жена его в 40—41-м гг. очень много мне помогала, живет теперь в Москве.

Первый этап — 38-й г. — подготовительный. Наше первое прикрытие называлось не «Симэкс». Базу мы создали в Бельгии. То было... (Фирма по изготовлению, торговле плащами.) «Руа дю Каучук». Возглавил Гроссфогель, изумительный товарищ. Только о нем, о его жизни можно написать книгу. Я его знал с семнадцатилетнего возраста. Он из старой французской семьи в Страсбурге, потом переехал в Бельгию. Когда-то приезжал в Польшу.

Было 32 магазина «Руа дю Каучук» и фабрика. Он был директором-ревизором.

У меня был принцип — я не покупаю агентов. Сегодня я его куплю, завтра его купит другой. В отношении наших работников у меня тоже расходились принципы с Разведупром. Я жил в Союзе, когда существовал партмаксимум. Наш человек уходит на работу, он остается в тех же условиях материальных. Другое дело, когда нужно делать какие-то расходы на квартиру и т. д., но делать так, чтобы что-то наживать, это было чуждо.

Я привлек Каца. Мне сообщают — надо платить 220 долларов. Я отвечаю: нет. Почему?

— Это мой близкий друг и не хочу его деморализовать.

Если бы я ему предложил такие деньги, он бы обиделся.

Во время войны у меня был такой принцип — все получают одинаковое жалованье. Я говорил раньше — если во время войны мы не создадим свою финансовую базу, можем оказаться в затруднительном положении. Я не мог ждать, когда привезут из Москвы деньги. Надо мной подсмеивались в 38—39-м гг. Не было еще случая, чтобы хоть одному разведчику удалось создать собственную финансовую базу. Это — хозрасчет? Я сказал — дайте мне 20 тысяч долларов. Взял эти деньги, вложил в «Руа дю Каучук». В Бельгии существовала такая фабрика плащей. Мы пришли туда и говорим — вы работаете только на Бельгию. Давайте мы создадим контору для экспорта. Вы будете получать процент от прибыли независимо от наших убытков, если они возникнут. Потери на вас не будут падать. Так возникли заграничные отделения «Руа дю Каучук». Расчет был такой, если немцы и оккупируют Бельгию, наше общество с филиалами сохранится. Филиалы создавали в Копенгагене, Стокгольме, Осло и других местах, филиалы, в которых могли сидеть наши люди, частично для самостоятельной работы, для пересылки документов, которые шли из Бельгии, Франции.

В самом начале я чуть было не попался. У меня 20 тысяч, я должен положить их в банк, открыть счет, положил пять тысяч, сказал, что являюсь директором фирмы. Все было в порядке. Обычно все оформляют в течение недели — чековая книжка и т. д. Прошу Гроссфогеля — пойди узнай, почему задержка. Я выступаю под фамилией Миклера из Канады. Возвращается, говорит — страшное дело: две недели назад международная полиция раскрыла какую-то организацию — во многих банках появились фальшивые чеки. Оказалось, что некоторые владельцы чековых книжек — дельцы-авантюристы. Теперь для порядка посылают на место жительства клиента запрос — какова его финансовая база, обеспечивающая его деятельность. Такой запрос направили и в Канаду. Когда узнал об этом, у меня потемнело в глазах. Оттуда придет ответ — никакого Миклера нет, есть какой-то бедняк Миклер, лавочник, живет в Оттаве... Начнется веселое дело. Что делать? Выяснил — кто директор банка. Пришел, хочу поговорить с вами наедине... Я открыл у вас счет, ответа пока нет. Вы ждете ответ на запрос из Канады. Вы его не получите, и я хотел бы вас просить немедля отозвать ваш запрос назад. Я расскажу, в чем дело. Я приехал сюда с другой миссией. Я должен добиться освобождения нескольких десятков евреев, которые находятся в концлагерях, у которых большие счета, эти деньги перевести сюда. В Канаде открывать дело нельзя, там большой налог на капитал, уходящий за границу. Учитывая обстановку в Германии, моя миссия очень деликатна — надо спасать не только деньги, но и людей. Было это в начале 39-го г., когда в Германии был уже страшный антисемитский разгул. Ответ из Канады приведет к тому, что все планы будут сорваны, к этому делу будет привлечено внимание. Десятки людей останутся под угрозой смерти.

Разговор был очень точный, конкретный, возымел нужное действие. Директор воскликнул — почему вы не пришли раньше, я бы это сразу понял. Ваши друзья — это мои клиенты по 25 лет. Я верю вам... Он при мне дает распоряжение немедленно отозвать запрос. Потом дружба закрепилась хорошим ужином с ним, с его женой, с руководителями нашей фирмы.