— Ты какими судьбами вообще? И как узнал, где я живу?

— Вообще-то ты сам рассказывал. Точный адрес не называл, но говорил, что это старый особняк на набережной. Я расспросил извозчиков, и вот… Дом-то очень приметный. Хотя у него в округе недобрая слава…

Жак невольно покосился на Демьяна, не спускавшего с него мрачного взгляда.

— А зачем ты меня искал? Что-то срочное?

— Ну… Просто мы о тебе беспокоились! — с некоторой обидой ответил Жак. — Ты же… как это у вас говорят… провалился через землю? В госпитале сказали, что тебя сразу после перевязки куда-то увёз этот жутковатый тип. Сыщик. И с тех пор о тебе ничего не слышно. А в университете весь день такое творится! Комендантский час, полиция, солдаты…

— Погоди-погоди, не тараторь, — усмехнулся я. — Пойдём лучше в дом, поговорим спокойно.

— Не откажусь, — с достоинством поклонился Полиньяк. — И… не хотел говорить сразу, но в общежиз… в общагу меня, наверное, сегодня уже не пустят. Я смогу переночевать у тебя?

— Конечно, оставайся, — хлопнул я его по плечу, не обращая внимания на недовольно зыркающего Демьяна.

Мы вернулись в дом. По дороге Велесов, поравнявшись со мной, переспросил:

— Чего это картавый говорил про госпиталь? Ты опять куда-то ввязался?

— Вот сейчас как раз и расскажу.

Внутренним убранством флигеля Полиньяк был совершенно очарован. Его приводили в восторг даже самые простые, казалось бы, вещи типа русской печи, чугунных горшков, кристаллов жар-камня. А уж над охотничьими трофеями Демьяна он и вовсе залип надолго. Особенно его поразила голова индрика, поблескивающая в полутёмном углу голубоватыми вкраплениями светящегося эмберита в рогах.

Рада в присутствии гостя оживилась, да и Демьян, побурчав немного, смягчился. Мы усадили Полиньяка за стол, накормили, Велесов даже угостил его своей фирменной травяной настойкой. Быстро сомлев от неё, француз выболтал всё — может, даже то, чего рассказывать и не собирался.

Похоже, Путилин всё-таки крепко взялся за дело. Ему удалось уговорить ректора принять экстренные меры. Было объявлено, что на ближайшие три дня территория университета закрыта для посещений. Доступ оставили лишь персоналу, а также тем студентам, что размещались в общежитиях — не на улицу же их выгонять. Но и студентов тоже, по сути, заперли на карантин. Распорядились, что им нельзя гулять по парку — выходить можно только в столовую в определённые часы, а всё остальное время нельзя покидать свои комнаты.

— Я хотел и Варвару сюда захватить, но ей не удалось выбраться, — вздохнул Полиньяк. — Она теперь там, как в тюрьме…

Я запоздало подумал, что ребят и правда надо было вытащить оттуда. Особенно Варвару. Она, как Одарённая, для демона вдвойне привлекательнее. Пожили бы здесь, как-нибудь уж разместились бы. На крайний случай можно расконсервировать пару комнат в особняке. Ещё не зима, топить много не надо…

Демьян слушал Полиньяка не перебивая, Рада тоже заинтересовалась, но забрасывала уточняющими вопросами за троих.

Потом настал и мой черёд рассказывать. Я не торопясь, выбирая слова, поведал о своём чудесном исцелении (сильно приукрасив при этом возможности Лебедевой), о подозрениях Путилина, об описании жуткой таёжной ведьмы из старинной книги.

Велесов, кажется, с каждым моим словом становился всё мрачнее, вперившись задумчивым взглядом в одну точку. Встрепенулся только когда я окликнул его.

— Ну, а ты-то что скажешь, Демьян? Ты ведь всякого на своем веку повидал. Может, и об этой… албыс доводилось слышать.

— Доводилось…

— Ну, и?

— Дурень он, сыщик твой. И книжонка у него дурацкая, — проворчал Демьян, одним махом осушая кружку с настойкой. Нахмурившись своим мыслям, плеснул ещё.

— И почему же? — осторожно спросил Полиньяк.

— Если это и правда албыс, то такие облавы на неё устраивать нет резона. Только спугнёшь, а там — поминай, как звали. Всё равно, что ветры вонючие пустить, а потом пытаться поймать ладошками.

Рада хихикнула, но Полиньяк, нахмурившись, уточнил:

— И что в этом плохого? Пусть чудовище бежит. Нужно обезопасить людей.

Демьян невесело покачал головой.

— Ага, как же! Из города её теперь не вытуришь. Здесь для неё раздолье.

— И думаешь, не получится её выследить? — спросил я. — Она правда невидимка, как в той книге пишут?

— Хуже. Изначально албыс вообще бесплотна. И может в этом состоянии морок наводить, в людей вселяться, заставлять их делать всякое… Но, если наберёт силу, прорывается и в наш мир, обретает собственное обличье. Может превратиться хоть в мужчину, хоть в женщину. Чаще всего подменяет собой какую-нибудь из своих жертв. И может притворяться так искусно, что порой живёт так месяцами, а то и годами.

— Какой ужас… — прошептал Полиньяк.

— Было одно громкое дело. Давно, ещё во время войны с французами. Мы с Василевским тогда уже были знакомы. Он служил в войсках, полевым хирургом. Лазарет наш стоял под Смоленском, там бои шли тяжелые. И вот там как раз и объявилась албыс.

— Так далеко от Сайберии? — удивился я.

— Она могла и дальше забраться. Тварь, похоже, несколько лет колесила с цыганами под личиной гадалки. Пол-России объездила. Сколько народу сгубить успела — страшно подумать. Так окрепла и обнаглела, что простой люд жрала пачками, и даже на сильных Одарённых не боялась нападать. Но обломала зубы об Ермолова. Генерал такой был, из нефилимов. Командовал тогда обороной Смоленска. Пробралась албыс прямо к нему в ставку, напала, когда тот спал. Но он успел отбиться. И просто испепелил её ко всем чертям, вместе с бесплотным духом.

— Аспект Огня? — уточнил я.

— Да. Ермолов овобще один из самых сильных нефилимов был за всю историю. Хотя, почему был. Он, кажется, ещё жив, только от дел отошёл давно.

— А албыс, выходит, огня боится?

— Да. Даже в бесплотном виде.

— Ну, тогда получается, не совсем уж она и бесплотна? — усмехнулся я.

Полиньяк, ошарашенно переводя взгляд с меня на Велесова и обратно, смущённо кашлянул:

— Пардон муа… Но, мсье, вы, кажется, что-то путаете. Какая война с французами? Последний раз наши империи воевали лет сто назад. Не хотите же вы сказать, что… Oh, mon Dieu!

До него, наконец, дошло, и глаза его округлились, став чуть ли не больше, чем линзы очков.

— Погодите-ка… Я никогда не видел настоящего живого нефилима так близко!

— Видел-видел, — усмехнулся я. — И куда чаще, чем тебе кажется.

Полиньяк от удивления издал горлом какой-то странный булькающий звук и закашлялся. Наконец, вытаращив на меня глаза, просипел:

— И ты… тоже?!

Я приложил палец к губам.

— Т-с-с… Только это между нами, ладно?

— Да-да, конечно! Я буду нем, как рыба об лёд!

Я даже не стал его поправлять — после рассказа Демьяна я