«Отлично, – думала Белоснежка. – Так легче бежать».

Бегать по снегу трудно. Мороз грыз ее своими острыми зубами. Лес был темным, как сама чернота.

Борис Соколов отставал все больше и больше. Белоснежка снизила скорость. За четыре дня это уже третий раз, когда ее преследуют по снегу и морозу.

Три попытки. В сказках герои обычно получают три попытки. Две первые всегда провальны, а третья удачна. Означает ли это, что она убежала с концами? Или то, что преследователь наконец-то ее настигнет?

Три попытки. Три ошибки. Что это: попытка или ошибка?

Вдруг Белоснежка почувствовала: что-то больно задело ее бедро. Она не обратила на это внимание. Она бежала, пробивалась, неслась вперед. Голосов сзади больше не было слышно.

Белоснежка пощупала пальцами бедро. Пальцы нащупали что-то теплое. Кровь. Борис Соколов выстрелил в нее, но пуля только поцарапала кожу. Однако кровь все же течет сильно.

Белоснежка не хотела об этом думать.

Она только бежала. Лес погрузил ее в себя, как в темную воду.

Но маленькая бедненькая Белоснежка осталась одна-одинешенька в лесу. Она была настолько испугана, что смотрела на дрожащие листья деревьев и не знала, куда идти. Белоснежка побежала по твердым камням и через терновые кусты, и лесные хищники бродили совсем рядом с ней, но не делали ей зла. Она бежала, пока ноги не перестали ее слушаться и вокруг не опустился вечер.

Жила-была девочка, которая бежала так долго, пока ноги могли ее нести. И после этого она тоже бежала – в мыслях, в фантазиях. Ее тонкие, сильные и проворные ножки неслись через сугробы, а на белом снегу не оставалось следов. Она убегала, как убегают те, которые знают, что свободны, которые знают, что их не догонят.

Белоснежка колебалась на границе сознания и бессознательности.

Ей не было холодно. Ей было тепло. Краем мозга она понимала, что это плохо, но не могла жаловаться. Она лежала навзничь на снегу.

Белоснежка думала о крови, которая лилась из ее бедра на снег. Представляла, как красный образует на белом красивые завитушки, рисует дивные орнаменты, которые разливаются от нее на метр, на два метра, на весь лес.

Она видела себя сверху, как будто летела на высоте десяти метров. Черные волосы на сугробе, будто нимб. Красное платье, рваное, которое сияло, будто сделанное из нитей, распущенных из драгоценных камней. Извивающиеся схемы, которые расширяются, расширяются, расширяются…

Прекрасно. Не уродливо.

Уродина. Слишком худая. Кривые зубы. Противный голос. Засаленные волосы. Грязная обувь. Волосатые руки. Тупица. Идиотка. Кретинка. Дура. Шлюха.

Откуда у тебя эти шмотки? Из мусорного бака?

Наверное, твоим родителям стыдно появляться с тобой на людях.

Если бы я выглядела как ты, я бы из дома не выходила.

Тебя, наверное, удочерили.

Что визжишь? Если тебе больно, так и скажи. Ах, тебе больно? Заткнись, или я дам тебе настоящий повод для слез.

Ты настолько уродлива, что будешь выглядеть лучше, если тебя избить.

Слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова, слова… Предложения, фразы, вопросы, восклицания. Щипки, царапины, удары, разрывы, зажимы, толчки, пинки.

Ты – не те слова. Ты – не крики и ругань. Ты – не злоба, которая выплевывается, как потерявшая вкус жвачка. Не удары кулаками и не синяки от них. Не кровь, которая хлещет из носа. Ты – не их установка. Ты – не их.

Внутри тебя всегда есть часть тебя, куда никто не доберется руками. Это и есть ты. Ты – своя собственная, и внутри тебя – вселенная. Ты можешь быть чем угодно. Кем угодно.

Не бойся. Тебе больше не надо бояться.

– Мне больше не надо бояться, – шепчет про себя Белоснежка.

Пар идет у нее изо рта.

Она хорошо помнит их лица. Их девичьи голоса и смех, который звучит, звучит, звучит в коридорах школы до сих пор, хотя учеба закончилась и здание затихло.

Она очень хорошо помнит запахи. В первые годы – приторные, искусственные запахи ароматизированных ластиков. Втайне от учителей съеденные во время перемены развесные конфетки, малиновые мармеладки, «Салмяки» – всё вместе. Ванильные духи из магазина «Бодишоп» – первые духи, которые мама дает пользоваться в школу. Затем через несколько лет – настоящие духи, каждый день разные, в зависимости от настроения, одежды и моды. Новинки от «Эскада».

Она быстро научилась распознавать их, вынюхивать издалека, знать, когда они повернут из-за угла. Иногда это помогало. Иногда она успевала убежать, спрятаться, избежать встречи. Но чаще – нет. Тогда она поняла, как тошнотворно они пахнут на самом деле, когда вонь смешивается с потом или с тем, чем воняет немытый писсуар мужского туалета, когда ее голову заталкивают в него и приказывают лизать твердый, холодный фарфор.

Она запомнила их имена. Она запомнила их навсегда.

Анна-София и Ванесса.

Это продолжалось с первого класса до середины девятого. Каждый год натиски становились все жестче, слова – грубее, удары – больнее. Белоснежка не знала, почему девочки выбрали именно ее. Может быть, она не так улыбалась или не улыбалась вообще. Может, у ее голоса был неправильный тембр в неправильное время. Это неважно. Она быстро запомнила, что никогда не получится изменить свой облик, поведение, всю себя, чтобы ее оставили в покое.

Белоснежка никогда никому не рассказывала об этом. Даже не рассматривала такой вариант. Дома молчание было стандартом поведения. Не спрашивай, не рассказывай. Все хорошо, ничего плохого не произносится вслух. Синяки, кровоподтеки, растянутые запястья и разорванная одежда. Все это она могла объяснить, если то было необходимо. Школа – поле битвы, и Белоснежка не могла знать, кто друг, а кто враг. Стратегию надо было тщательно обдумывать. Пытаться минимизировать ущерб. Рассказать учителям – это, возможно, ухудшить ситуацию. Скорее всего, ей не поверили бы. Анна-София и Ванесса умели играть перед взрослыми. Невинные ангельские улыбочки.

Насилие, истязание, подчинение. Белоснежка запретила себе думать об этом, как о «школьном издевательстве», так как это звучало как-то пустяково, мимолетно, легко. Безобидное подтрунивание. Сказано для забавы. Чуть-чуть толкнули. Она сама упала. Что-то типа дружеских шуток.

В восьмом классе Белоснежка начала бегать и качаться. Она решила набрать хорошую физическую форму, чтобы иногда у нее получалось убежать. Это раз от раза выходило все лучше и лучше. Но кошмар не кончился.

Потом был тот раз. Зимним вечером, когда солнце уже пропало за горизонтом и школьный двор опустел. Белоснежка пряталась за бачком с пищевыми отходами до тех пор, пока не убедилась, что Ванесса и Анна-София ушли. Она терпела зловоние банановой кожуры и остатков горохового супа, которое втискивалось в морозный воздух, вея теплом разложения. Она ждала полной тишины. Синий сумрак спускался на школьный двор. Покой.