постоянно. Возможно, в таком случае получится разгул как раз насилия и его прирост, если под запретом будет только такое. Люди же всё время нарушают запреты, хотя скрывают это часто или стыдятся. На нарушении и обходе запретов строится жизнь.

Возможно, именно поэтому начавшее XXI век со сметания «устаревших» норм морали, общество к двадцатым годам столетья начало трещать по швам, и потому государства в панике пытаются вернуть абстрактные нерациональные запреты или навязать новые?

Недаром же Майина страна взялась реконструировать религиозность, что, судя по новостям в интернете Срамного измерения, начало происходить и набирает обороты и тут? Недаром в реальности с растущим усердием подают на рассмотрение, а часто и пропихивают законы, регулирующие и сокращающие пищевую свободу даже совершеннолетних. Вон сколько возмущения вызвало принятие недавно постановления о запрете «пропаганды», а по сути, просто любого упоминания, о том, что люди одного пола могут, живя постоянно вместе, готовить друг другу! Но, кажется, Майя начала догадываться, почему это всё происходит…

В Срамном измерении было то же самое, но в сфере сексуальной.

И всё это — после прогрессивной эры нарастающей свободы. Но нельзя ведь не заметить, что эта нарастающая свобода неумолимо и малопонятно, казалось бы, незакономерно, но так очевидно, привела к обострению конфликтности, вплоть до военной агрессии. Уж не потому ли, что снятие нравственных ограничений разъело фундамент, на котором держалась система объединения людей по территориальному положению, то есть вся государственная власть.

Вот это-то и пытаются восстановить, поливая клеем там, где для всех уже непривычно и странно, вызывая тем протесты и отторжение? Потому что люди, привыкшие за пару десятилетий к тому, что можно всё, начали повсеместно заходить за черту? И только если отвлечь их необходимостью противостоять что ни день в быту абсурдным иррациональным табу, навязанным обществом, реально удержать условную толпу от коллапса привычных человечеству систем взаимосуществования?

Майя устало повалилась на диван, ошарашенно пялясь в пустоту. Вот это она дотеоретизировалась! Попрала, кажется, разом едва ли не все собственные убеждения. А как тогда дальше жить?

Или она насочиняла ерунду?

Только вот было непохоже. Всякому краху той или иной локальной государственной системы предшествовал разгул некоего свободомыслия в обществе, протестующего текущему строю и в итоге сметающего его. А если свободомыслие и протесты касаются самих принципов, на которых, оказалось, общество зиждется, уж не получится ли, что неостановленные, они сметут его само как таковое? Саму идею жизни людей группами, в городах и странах, вообще всё, что представляет собой цивилизация?..

Наверное, Майя могла бы забросить свой познавательный отпуск в чужом мире и остаток времени как безумная строчить монументальный научный труд, но её очень капитально отвлекли.

Утром следующего после этой бессонной ночи дня, очень и очень рано, раздался внезапный требовательный звонок в дверь.

А сладострастный мужчина с устрашающих размеров наркотическим изделием в руках, представший на пороге, назвал Майю дочей.

Глава 18

Отец-сладострастник

— Не ерепенься только, — первым делом сказал сладострастный гость, вскидывая свободную руку. — Лучше иди ставь чайник. Поедим тортик и побеседуем.

Майя в ужасе перевела взгляд на наркотическое изделие колоссальных размеров, которое он принёс. Это было какое-то пирожное-гигант, округлое и цельное, щерящиеся кремом из сахара, взбитого с яичным белком.

Какое-то время назад в доме, где Майя снимала квартиру в реальности после переезда от матери, сотрудники полиции накрыли настоящее производство наркотиков. Выяснилось, что в приличную с виду квартиру доставлялся чистый рафинированный сахар в колоссальных количествах: его скупали в разных филиалах «Толстячка» разные люди, иногда даже везли из других городов. Все остальные ингредиенты для производимой палёнки кондитер покупал легально и открыто. Он расширил пищеблок, сделав перепланировку, оснастил системой вытяжек и защиты дополнительную комнату, собрав простенок из гипсокартона перед окном, там оставался только узкий проход, куда наркоторговец напихал растений в горшках. С улицы всё выглядело пристойно и подозрений ни у кого не вызывало.

Мужчина готовил невероятное количество выпечки и прочих наркотических изделий. Конечно, внешне их легко можно было отличить от сертифицированных товаров «Толстячка», но они и стоили в разы дешевле, а тем, кто подсел на сахар по-настоящему, уже не важна огранка. Только содержимое.

Наркотики стоят дорого. Истые сладострастники в России должны зарабатывать внушительные суммы на свою пагубную привычку. Именно потому подпольные кондитерские так процветают. Увы, там не особо заботятся о составе товара, мешают с сахаром самые низкосортные продукты, да и распространение товаров такого производства не контролирует закон, и они часто попадают в руки подростков.

Нечто сродни принесённому сладострастным гостем изделию в реальности могли сделать разве что на таком кустарном противозаконном производстве, ни один магазин не взялся бы пихать в продажу столь вопиюще гигантскую порцию наркоты, тем более это противоречит нормам фасовки психотропных сахаросодержащих изделий.

Но тут, в Срамном измерении, гость, очевидно, приобрёл этот кошмар в обычном магазине. Препарат был в заводской упаковке.

— Алис, ну что ты посерела, в самом-то деле? — нахмурился сладострастник. — Да, мы погорячились. Я погорячился. Ты тоже не во всём права. Но терять дочь мы с матерью не готовы. Держи, — и он сунул ей в руки это.

Майя сглотнула. Она была не в силах отвести взгляд от нагромождения крема. Его было просто нереально много. Имеющий разную фактуру, взбитый до такой густоты, что стало можно лепить формы, крем был частично окрашен и сложён в розочки с лепестками, белый же и рифлёный, похожий на узоры лепнины на старинных зданиях, равномерно покрывал всю поверхность наркотического изделия, даже боковины.

— Пошли на кухню, дочь, — добродушно заматерился Алисин отец.

А в пищеблоке велел решительно:

— Ставь чайник.

Майя вынуждена была повиноваться. Она не представляла, как избежать непотребства с близким родственником, и старалась утешить себя тем, что ей этот сладострастник всё же никто. Это — отец Алисы. А она — не Алиса. Алиса же не нашла бы в употребление на пару с отцом напитка для уединённого расслабления ничего зазорного.

Но… он хочет вынудить Майю засунуть в себя наркотики. Не маленькую позволительную конфетку. А это.

Себя он, судя по внешнему виду, упустил давно, перестал контролировать желания. Отец Алисы был полностью зависимым от сладкого. Об этом говорили и жировые складки, и форма выпирающего живота, и дыбящихся над ремнём брюк боков, и само то, что он решил купить и принести собственной дочери. Этот наркоман совершенно потерял связь с реальностью, он больше не видит происходящего со стороны, он…

— Ты хорошо устроилась. Я приятно