Я посмотрел на часы – было уже девять. Москва просыпалась, пила свой утренний кофе и ехала на работу, сонная после выходных. Был понедельник, двадцать первое ноября. И я должен был позвонить Марине. Потому что, кроме меня, никто не мог этого сделать. А сделать это было необходимо – так просил Сандер.

Всего один звонок – и все, уговаривал я себя. Нет, ты ее даже не увидишь. Ей не удастся снова пробраться в твою жизнь. Ты просто позвонишь ей, скажешь, что Сандер умер, и повесишь трубку. Потом встретишься с родителями Сандера, поможешь им забрать тело, и улетишь домой, где совсем не так холодно, как в этом жутком городе, где тебе не придется жить на неестественной для человека высоте, и где тебя ждет Эльмира. Ты, наконец, решишься ее поцеловать – да ладно, ты же этого все-таки хочешь! – и тем самым переведешь отношения в совсем другое, новое русло, а потом вы купите домик на Гавайях и будете жить там счастливо, греясь под вечным солнцем и купаясь в вечном море. Пусть без особой любви, но вот она как раз-то и не вечна. В отличие от моря и солнца.

Да, так и будет, решил я. Надо наконец подвести финальную черту под всем этим беспорядком. Я решительно взял в руку мобильник, отыскал в справочнике номер Марины – я его так и не решился стереть, – и нажал кнопку вызова.

Только почему же сердце так бьется?

Гудок. Я явственно слышу свое дыхание. Еще гудок. Дыхание учащается. Сердце с титанической силой дубасит мне кровью в виски. Оно что, не знает, что от удара в висок можно умереть?

Щелчок. Два маленьких предмета из пластика и металла, затерянные в разных уголках огромного города, непостижимым образом находят друг друга, чтобы воспроизвести вибрации наших слов.

– Алло, – усталый голос где-то на окраине моего мира.

– Марина? Это Олег. Друг Сандера. Ты, наверное, меня не помнишь.

– Помню. Ты из Астрахани. Приезжал купить «лексус».

– Да, – я сглатываю слюну. – Да, это я. Мне нужно с тобой поговорить.

Пауза. Чуткий телефон передает мне ее еле слышное дыхание.

– Он умер?

Я на время теряю дар речи.

– Да… ты… ты знаешь?

Шумный прерывистый выдох.

– Я чувствовала, что это произойдет.

Мы молчим. Ее дыхание теперь слышно отчетливо.

– Мне нужно с тобой встретиться, – я чувствую, что весь мой стройный план рушится на глазах, но слова уже вылетели – не вернешь. Будь что будет.

– Да. Хорошо. Я свободна.

Я думаю несколько секунд.

– Я сейчас в гостинице. Называется «Центральный дом туриста». Я совсем не знаю Москву. Ты можешь подъехать сама?

– Да. Я знаю, где это. Я приеду. Позвоню.

Она отключилась. Я стоял в одиночестве посреди мрачного безмолвия серого неба, продолжая прижимать трубку к уху, словно силясь выдавить из нее хоть какой-то звук. Но звуки ушли, оставив меня с презрением и одновременно завистью взирать на жизнь внизу, такую несуразную и такую недосягаемо прекрасную…

* * *

Марина позвонила через час. Я сидел в просиженном кресле своего номера и от нечего делать просматривал телефонный справочник, удаляя номера людей, которые ушли из моей жизни; некоторых я вспоминал с трудом, некоторые вообще были для меня загадкой. Когда телефон зазвонил, я успел дойти до буквы «Ф».

– Я внизу, – сказала она, и отключилась. Я нацепил куртку, запер дверь – на ней виднелись цифры «2620» – и спустился на лифте вниз. Лифт был скоростным, и уши у меня заложило. Пришлось несколько раз глотать слюну, чтобы мир вокруг приобрел свое привычное звучание.

В вестибюле гостиницы толпился народ. Кучка иностранцев теплых куртках – кажется, итальянцев – стояли у стойки регистрации и негромко, но оживленно обсуждали что-то. Автоматические стеклянные двери постоянно открывались и закрывались. Какие-то люди выходили из лифтов и расходились по разным направлениям: одни, в куртках, выходили на улицу, другие, в рубашках и свитерах, шли к стойке регистрации или в дверь с надписью «Ресторан». Я растерянно озирался по сторонам, привлекая внимание охранников с хмурыми, как небо над городом, лицами.

В тот день я увидел Марину в третий раз за четыре месяца.

Она стояла в дальнем углу вестибюля, в стороне от людей, оперевшись спиной о стену. Глаза ее были опущены, светлая волнистая челка закрывала почти половину лица, руки скрещены на груди. На ней была короткая черная кожаная куртка с меховой оторочкой на манжетах и воротнике, и темно-синие джинсы; на ногах – черные высокие сапоги на каблуке. Темная одежда подчеркивала ее светлую кожу и льняного цвета волосы.

Меня вновь посетило ощущение нереальности происходящего. В точности как тогда, в первую нашу встречу. Слишком уж она походила на образ, вылепленный моим воображением; образ, который мне так и не удалось до конца, во всех подробностях представить, который был лишь расплывчатым туманом совершенства в моих мечтах, был словно завершен в ней некой могучей силой, лучше меня знающей все закоулки моего сознания. Казалось, приблизься – и он заколышется от ветра, дотронься – и растает, как предрассветная дымка с первыми лучами солнца.

Я постоял немного, борясь с этим странным чувством, потом медленно пошел к ней. Она подняла голову и посмотрела на меня. Все вокруг внезапно растворилось в тумане небытия, расплывшись цветными лужами по серым стенам. Остались только ее глаза, они смотрели прямо вглубь меня, минуя все мои защитные сооружения, вливая мне в душу свою тоску и безысходность. Мое тело вдруг отяжелело, заполнившись морем ее невыплаканных слез; идти стало трудно, будто мне в лицо дул ураганный ветер, закручивая вихрем цветные пятна людей и превращая их в бесформенное ничто. Только ее зеленые глаза вели меня вперед, как маяк во время бури.

– Здравствуй, – сказала она.

– Здравствуй, – ответил я. – Пойдем?

Она кивнула, и мы пошли вперед. Двери с почтением раскрылись перед нами, словно уважая нашу печаль. Люди инстинктивно расступались, в их глазах смешивались испуг и сожаление. На улице неслышно падал редкий снег.

– Мне снятся странные сны, – почему-то сказал я. – Иногда они проникают в мою реальность.

– Одинокие люди часто немножко сходят с ума.

– Почему ты думаешь, что я одинок?

– Потому что мы все одиноки.

– Еще я боюсь темноты.

– Я тоже.

Мне показалось, будто она заранее знает все, что я мог бы сказать. Так, что и рассказывать ни о чем нет смысла. Конечно, это была иллюзия.

Мы замолчали. Холодные иголки снежинок покалывали мне лицо.

– У Сандера странная квартира. Мне казалось, как будто там живет темнота.

– Он уехал оттуда