Он сидел откинувшись на спинку кресла, и прикрыв веки. С одной стороны вроде как и присутствует в приёмной, но с другой не привлекает к себе внимания. Но именно к нему я и присмотрелся. По всему выходит это тот господин из-за которого я проделал столь долгий путь.

Ему предстояло стать четырнадцатым членом отряда. Мне нужен был тот, кто взвалит на себя заботу о моей безопасности, и собственно разведку. Помнится, в свою первую реинкарнацию я сделал ставку на городского вора, о чём ни разу не пожалел. Но впоследствии предпочитал всё же опираться на кадры из правоохранительных органов. Благо таковые нашлись и в древнем Риме.

— Здравствуйте, Эльвира Павловна, — приветствовал я секретаршу.

— Здравствуйте, Фёдор Максимович. Присядьте, Борис Серафимович примет вас в назначенный час.

Лица дамы я не видел, но по слегка дёрнувшимся плечам, сделал вывод, что моё появление её расстроило. Не иначе как пришла без записи, и теперь будет вынуждена прождать дольше чем рассчитывала. Я многозначительно глянул на Эльвиру Павловну, слегка скосив взгляд на даму. Та медленно прикрыла веки. Я в свою очередь показал, что обожду. И девушка показала, что расписание Митрофанова это позволяет.

— Дмитрий Елисеевич, — обернулся я к мужчине, уже сложившему газету, и поднимающемуся со своего стула.

— Фёдор Максимович, — ответил он на моё рукопожатие.

Я скосил взгляд на незнакомца, Денисов утвердительно кивнул. Неизвестный мужчина встретился с ним взглядом и поднялся, из кресла, сделав три шага к нам.

— Позвольте представить, Курасов Вадим Альбертович, — произнёс Денисов. — А это, Горин Фёдор Максимович.

— Очень приятно, — обменялись мы рукопожатиями.

— Господа, предлагаю пройти в курительную комнату, — помощник поверенного указал на дверь справа от двери в кабинет своего начальства.

Нормально. Мне для разговора кабинет без надобности. Поэтому я легко согласился, хотя сам и не курил. Правда, мелькнула мысль о неприятном запахе прокуренного помещения. Но с другой стороны, это такая мелочь, а уж на фоне дешёвых наливаек, так и вовсе не стоит упоминания.

Однако, комната меня удивила. Чисто, уютно, полумягкие кресла, с деревянными подлокотниками, журнальный столик, на котором помимо прессы имеются пепельницы, три коробки, с табаком, сигарами и папиросами. Марки хорошие, но разнообразия нет. Предполагается, что посетители будут курить своё, но коли нет, тогда, как говорится — чем богаты, тем и рады.

Кроме того, комната конечно прокурена, но резкого неприятного запаха всё же нет. По всему видать, тут и вентиляция хорошая, и проветривают регулярно, ну и систематическая влажная уборка проводится.

— Итак, Фёдор Максимович, — закуривая папиросу, начал Денисов, — едва я получил ваше послание, как тут же подумал о Вадиме Альбертовиче. Это именно тот человек, который вам нужен. У него за плечами пятилетняя служба в царской армии и двадцать лет в сыскной полиции. Занимался не только уголовными преступлениями, но и политическими, внедрялся как в банды, так и в среду заговорщиков. Имеет только один недостаток, но самый важный. При всей своей гибкости и способности встраиваться в различные слои общества, неуживчив с начальством. Потому и карьеры не сделал, и к сорока пяти годам всего лишь коллежский секретарь.

— Сильно же вы не нравитесь начальству, коль скоро вас остановили в шаге от личного дворянства, — хмыкнул я, наблюдая за реакцией Курасова.

Просто тут дело какое. Если он служит двадцать лет, то по выслуге, и при наличии соответствующей должности он должен был дослужиться минимум до титулярного советника, последнего обер-офицерского звания, дающего право на личное дворянство. Но я не удивлюсь, если у него нет даже почётного гражданина. Сие так же заслужить надо. Не стоит путать с выслужить. Начальство оно такое… Начальство.

Помнится, ещё в мою молодость бытовал анекдот о том, как директор вызвал к себе кадровика и потребовал, чтобы он среди работников завода нашёл молодого, умного, энергичного и перспективного специалиста, способного в кратчайшие сроки заменить его на должности директора. Нашёл, и уволил к чёртовой матери!

— Коли хотел бы выслужить дворянство, так и не остановили бы, — пыхнув папиросой, возразил Курасов. — Да только оно мне, как собаке пятая нога. А эдак я и на своём месте, и при любимом деле. Начальство не жалует, это так. Зато у людей в почёте и сослуживцы с уважением, даже завзятые карьеристы.

— То есть, своё начальство чихвостите в хвост и в гриву. А воспитанники ушедшие выше, добро помнят, и помочь не откажутся.

— Так и есть. А от того всяк мой начальник ярится пуще прежнего. Только раз и было, что не собачился, когда приставом стал мой воспитанник. Да только счастье то лишь год и длилось, — усмехнувшись уточнил он.

— Ну, а коли так всё устраивает, к чему тогда на предложение Дмитрия Елисеевича согласились.

— А интересно стало потягаться с великокняжеской стражей. Когда ещё такое счастье обломится. А тут вот он, готовый клиент с шилом в заднице. И похищают его, и взрывают, да и сам на месте не сидит, всё норовит голову в пасть тигре сунуть. Интересно же.

— Не далее как вчера вечером, меня подсадили на нож.

— О как. Подрядили кого, или стражник сработал?

— Подрядили.

— Вы же без «Кольчуги» не разгуливаете? — скорее утверждая, чем спрашивая произнёс Курасов.

— Десять карат.

— Недурно. И исполнителя подобрали не копеечного. Поди при нем ещё и «Морок» имелся, дабы на удар без затей подойти.

— Был такой.

— А «Стилет» во сколько карат?

— Шесть.

— Яду не было?

— Обошлось.

— Странно. Такие обычно работают наверняка.

— Вопрос не ко мне.

— Порешили?

— Ни к чему. Сдал полиции, а перед тем, выведал кто его подрядил, да привет дядюшке передал. Просто, на словах, — приметив взгляд Вадима Альбертовича, уточнил я.

— Эка нарядно-то у вас. Ну что же, коли подойду, то мне уже интересно.

— И за плату не спросите?

— А что плата. Человек я одинокий, рублём же всяко-разно не обидите. Уж разузнал о ваших художествах.

— Вадим Альбертович в частный сыск уходил, да только хватило лишь на пару лет, — счёл нужным уточнить Денисов. — Дел занятных немного, негде душе разгуляться.

— Служили вместе? — спросил я.

— Да как же я вместе с ним служить-то могу. Под его началом ходил, — возразил Курасов.

— Не скромничай, Вадим Альбертович, будь неумёхой каким, так поди Борис Серафимович не стал бы поначалу