Все это выглядело жутковато: переплетённые друг с другом трубки различной толщины, которые извивались, скользили, висели и опоясывали многострадальное тело Пери, словно раздувшиеся от злости змеи, стремящиеся высосать её всю досуха… хотя и было понятно, что без них женщина не сможет прожить ни минуты.

Хотя на Пери и был просторный больничный халат, скрывавший тело почти целиком, на её руках, ногах и лице все ещё виднелись темно-синие, багровые и чёрные-синяки и ушибы, оставшиеся после того нападения. Медицинский персонал удивлялся тому, как женщина вообще выжила после такого.

Однако Пери хоть и медленно, но верно шла на поправку с момента её помещения в прозрачную капсулу.

Глядя на беспомощно повисшее между небом и землёй — точнее, полом и потолком — неподвижное тело, Джоанна с запоздалым лёгким раскаянием подумала о том, что за столько лет ни разу не вспомнила о Пери.

Когда они встретились в последний раз, Пери уже давно была исключена из той самой сиб-группы, что произвела Эйдена и Марту…

Эйден сбежал с Айронхолда, и Тёр Рошак послал Джоанну вместе со странноватым инженером по имени Номад за ним в погоню. Они в конце концов нашли его вместе с Пери на научной станции, на планете Токаша. К тому моменту, хотя ни Эйден, ни Джоанна об этом даже и не подозревали, уже была зачата Диана. Она родилась спустя несколько месяцев…

Джоанна почувствовала тошноту. Ей становилось прямо-таки дурно при мысли о естественных родах.

— Диана, завтра твоё первое испытание за родовое имя. Околачиваться здесь не…

— Замолчите, Джоанна.

В любой другой момент наставница должным образом отреагировала бы на подобную дерзость, но тут в ней заговорил инстинкт бывшего сокольничего, и она решила быть снисходительнее к чувствам девушки. Джоанне не хотелось, чтобы что-нибудь как-нибудь не так сказалось на боевом задоре Дианы, столь необходимом ей для борьбы за родовое имя.

Ну что тут сказать? В самом начале я не верила, что у неё что-нибудь получится. Да, я понимала, что, как у воина Нефритового Сокола и дочери Эйдена Прайда, у Дианы есть все необходимые качества для того, чтобы как следует сражаться. Неистовость, которой не всякий воин Клана может похвастать… Жеребец говорил, что в истории Терры были Кланы, которые назывались варварскими, славившиеся своей жестокостью, дикостью, умением не только продырявить шкуру ножом, но вслед за этим… а то и до того содрать её. В бою Диана именно такова — она истинный варвар, но не вернорожденный, а это серьёзный недостаток… Сначала я думала, что вольнорожденность будет для неё серьёзным препятствием, а вот теперь этот факт представляется сильной стороной. Диана способна победить, в этом я сейчас не сомневаюсь… если только она не станет постоянно крутиться у постели своей матери.

Джоанна недоумевала: что же могла чувствовать Диана здесь, в реабилитационной палате медицинского центра? Озабоченность состоянием этой искалеченной женщины, помещённой внутрь медкапсулы?..

Словно бы отвечая на этот невысказанный вопрос, Диана вдруг заговорила:

— Я не виделась с нею… с моей матерью, уже давно. Что она делает на этой планете? Зачем она здесь? Мы так редко выходим на связь друг с другом… Почему она не пришла повидаться со мной? Мой путь к завоеванию родового имени — это что-то значит для неё? Разве ей не хотелось бы поддержать свою дочь?

Джоанна отвернулась в негодовании, причину которого она не могла объяснить.

— Я — вернорожденная, — сказала она. — Я не знаю, как ведут себя матери и о чем они думают.

Диана тихо рассмеялась:

— Конечно… Вернорожденная, вольнорожденная… Вольняга. «Вольняга»!..

От внимания Джоанны не ускользнуло то, с какой разной интонацией оба раза было произнесено это слово. В первом случае оно было тем, как обычно вернорожденные называют вольнорожденных, а во втором — самым обидным ругательством в касте воинов. В каком-то смысле эти слова определяли самое Диану: что-то среднее между представлением о том, что она являлась все-таки квазивернорожденной от двух вернорожденных родителей и жила, мыслила и сражалась точно так же, как и любой воин, появившийся из канистры… и тем, кем она была на самом деле — свободнорождённой из чрева матери, то есть вольнягой.

Размышляя об этом, Джоанна не могла не смотреть на тело, находящееся в медкапсуле. Именно из этого тела и появилась на свет Диана. Чьи-то руки, наверное, помогали облегчить ход родов: какая-нибудь вольнорожденная-служащая заботилась о новорождённом, смывала с него кровь и какашки; чьи-то руки держали младенца со своего рода непонятной вольнорожденной нежностью — перед тем как отдать его в объятия матери…

При одном воспоминании о том немногом, что ей было известно о вольных рождениях, Джоанна мысленно мигом нарисовала себе картину этого процесса в том виде, как она сама его понимала — в гротескном виде, сплошные чудища и зеленые кошмары. Моментально по её телу прокатилась сильная волна отвращения, и ей сразу же захотелось поскорее убраться из этого медицинского учреждения.

Сделав шаг по направлению к выходу, Джоанна остановилась: Диану нельзя было оставлять одну. Конечно, не в силу каких-то там товарищеских отношений, а просто потому, что наставница не могла позволить девушке проиграть в завтрашней схватке. Сколько трудов было потрачено, сколько пота пролито в жёстких, а порой и жестоких тренировках!

Джоанна почувствовала, что Диану необходимо увести отсюда, направить все её мысли к заветной цели — завоеванию родового имени.

И тут наставница поняла природу своих противоречивых чувств, испытываемых к Диане. Девушка, возможно, завоюет родовое имя, то есть сделает то, что не получилось в своё время у Джоанны… Все, пора быть твёрдой.

— Так. Уходим, Диана, здесь совершенно нечего больше делать.

— Я хочу поговорить с…

— Нет. Ни в коем случае. Если потребуется, я схвачу тебя за шиворот и силком поволоку отсюда. Здесь не место!..

— Ладно, хорошо. Иду. Вы правы, здесь нечего делать. Это просто женщина, лежащая в медкапсуле, и она больше ничего не значит для меня. Совсем ничего, — странно спокойным голосом повторила Диана и прошла мимо наставницы к выходу. — Её боль меня совершенно не касается, — произнесла Диана, словно в трансе.

Потом она повернулась к Джоанне, посмотрела на неё и добавила:

— Но я желаю ей всего самого хорошего.

Джоанна последовала за ней, в замешательстве покачивая головой. Она с горечью подумала, что ей ни за что не понять этого странного вольно-вернорожденного воина…

* * *

После того как они вышли, Пери открыла глаза.

Она пришла в себя несколько мгновений назад и слышала концовку разговора между Джоанной и Дианой.

Я могла бы открыть глаза, могла дать знать Диане, что пришла в себя… Почему я этого не сделала? Мне понравилось то, что я услышала. Её слова — слова вернорожденного воина. Так говорил Эйден Прайд в решительную минуту.