— Ну как, нравится?

Обтянутый замшей руль. Кожа цвета бычьей крови, отделка — каштан и хром. Круглая ручка на рычаге переключения передач удобно легла в ладонь. Низкая, обтекаемая машина, сиденья словно обнимают тебя, когда откидываешься на спинку. Эван вставил ключ зажигания, и приборная доска засветилась призрачным светом. Стрелки плавают в циферблатах. Складная крыша, пахнущая гудроном, не пускает внутрь ветер. Просто невероятная песня полилась сразу из четырех колонок и наполнила машину. («Это „Heaven“, — объяснил мне Эван, вроде бы небрежно, но не скрывая гордости. — Группа „Talking Heads“. Дэвид Бирн — гений». Я лишь молча кивнул, впитывая ощущения.) Из освежителя воздуха в виде горсти кристаллов льется запах горького апельсина. Логотип «Кампании за ядерное разоружение» на стекле рядом с диском автомобильного налога. Боже, если б у меня была такая машина, я бы вылетел из Лужка Черного Лебедя со скоростью «Суперэтандара». Подальше от мамы, папы и их скандалов на три, четыре и пять звездочек. Подальше от школы, Росса Уилкокса, Гэри Дрейка, Нила Броза и мистера Карвера. Дон Мэдден пускай едет со мной, но больше я никого не возьму. Я вылечу, как Ивел Книвел, с белых скал Дувра и полечу над Ла-Маншем, над безупречным рассветом без единого пятнышка. Мы приземлимся на нормандских пляжах и двинемся на юг, соврем, прибавив себе лет, и будем работать на виноградниках или на лыжных курортах. Мои стихи напечатает «Фабер и Фабер», и на обложке будет мой портрет карандашом. Фотографы будут драться за право поснимать Дон. Наша школа будет хвалиться нами в своих рекламных проспектах, но я никогда, никогда в жизни не вернусь в заляпанный грязью Вустершир.

— Давай поменяемся, — предложил я Эвану. — Мой «Биг-трак» с дистанционным управлением на твой «MG». Он программируемый, до двадцати команд.

Эван притворился, что это очень соблазнительное предложение и что его терзают муки выбора.

— Боюсь, что одностороннее движение в Вустере я даже на «Биг-траке» не осилю, — его дыхание пахло мятным «Тик-таком», и еще я уловил слабый аромат «Олд спайс». — Извини.

В окно с моей стороны постучала Джулия — в глазах у нее прыгало шутливое «эй!». Я вдруг понял, что моя вредина-сестра — взрослая женщина. Губы накрашены темной помадой, на шее — ожерелье из голубоватого жемчуга, которое когда-то принадлежало нашей бабушке. Я покрутил ручку, и окно опустилось. Джулия уставилась на Эвана, потом на меня, потом опять на Эвана.

— Ты опоздал.

Эван прикрутил «Talking Heads».

— Я опоздал?!

Эта улыбка уже адресовалась не мне.

Может, папа и мама тоже когда-то были такие?

* * *

Наша столовая вроде как подпрыг-вздрогнула, словно взорвалась бесшумная бомба. По четвертому каналу радио назвали имя подбитого корабля, и мы с мамой и Джулией застыли. «Ковентри» стоял на якоре в обычном месте, к северу от острова Пеббл, вместе с эсминцем «Бродсуорд». Примерно в 14.00 два вражеских «Скайхока» вылетели из ниоткуда на малой высоте. «Ковентри» выпустил ракеты «Си-дарт», но промахнулся, и «Скайхоки» сбросили четыре тысячефунтовые бомбы практически в упор. Одна упала в море, но три вспороли корабль по левому борту. Все три взорвались глубоко внутри корабля, и система электроснабжения отказала. Пожарные команды корабля очень скоро перестали справляться с пожаром, и через несколько минут «Ковентри» уже сильно кренился влево. Наши вертолеты «Си-кинг» и «Уэссекс» вылетели из Сан-Карлоса, чтобы подобрать людей, плавающих в ледяной воде. Тех, кто не был ранен, поселили в палаточный лагерь. Серьезно раненных перевезли на госпитальные суда.

Диктор новостей стал рассказывать про что-то другое, но я не запомнил, про что.

— Девятнадцать из скольких человек? — произнесла мама сквозь пальцы, зажимающие рот.

Я знал — из-за того, что вел тетрадь с вырезками.

— Из трехсот примерно.

Джулия посчитала в уме.

— Значит, шансы больше девяноста из ста, что с Томом все в порядке.

Мама побледнела.

— Бедная его мать! Она, должно быть, места себе не находит.

— И бедная Дебби Кромби, — подумал я вслух.

— А при чем тут Дебби Кромби? — мама явно ничего не знала.

— Дебби — подружка Тома, — объяснила Джулия.

— Ох, — сказала мама. — Ох.

Может, для стран война и вправду аукцион, но для солдат она — лотерея.

* * *

Было уже восемь пятнадцать, а школьный автобус все не шел. Птичьи трели рассыпались очередями и морзянкой с дуба на общинном лугу. В окне на втором этаже «Черного лебедя» раздернулись занавески, и, кажется, мелькнул Айзек Пай в ромбе солнечного света, пронзив нас всех злобным взглядом. Ника Юэна пока не видно, но он всегда приходит последним, потому что ему надо идти пешком аж от Хейкс-лейн.

— Моя бабка пыталась позвонить миссис Юэн, но у нее было занято. Невпробой, — сказал Джон Тьюки.

— Полдеревни пыталось ей позвонить, вот никто и не мог пробиться, — объяснила Дон Мэдден.

— Да, — согласился я. — Линии оказались перегружены.

Но Дон Мэдден даже виду не подала, что я что-то сказал.

— Бум-бум-бубум, — распевал Подгузник, — бух-ба-ба-бум!

— Захлопни пасть, Подгузник, а то я ее тебе захлопну! — рявкнул Росс Уилкокс.

— Не приставай к нему, — заступилась Дон Мэдден. — Он-то не виноват, что у него мозги всмятку.

— Захлопни пасть, Подгузник, а то я ее тебе захлопну! — проскрипел Подгузник.

— Том в порядке, — сказал Грант Бэрч. — Если б нет, мы бы узнали.

— Ага, — согласился Филип Фелпс. — Если б нет, мы бы узнали.

— Тут что, эхо? — хрюкнул Росс Уилкокс. — Вам-то двоим откуда знать?

— Оттуда, что как только сами Юэны узнают — им сообщат из военной канцелярии, — они сразу позвонят моему предку, потому что он и папан Тома росли вместе. Вот откуда я знаю, — Грант Бэрч харкнул на землю.

— Ну конечно, Бэрч, — издевательски произнес Уилкокс.

— Да, конечно, — у Гранта Бэрча запястье до сих пор в гипсе, так что он мало что мог сделать с Уилкоксовым сарказмом. Но у Гранта Бэрча хорошая память.

— Эй! — воскликнул Гэвин Коули. — Смотрите!

Далеко за перекрестком показались Гилберт Свинъярд и Пит Редмарли.

— Должно быть, заходили на Хейкс-лейн, — догадался Кит Бродвас. — Вышли в самую рань. Чтобы зайти к Юэнам. И узнать про Тома.

Стало видно, что Гилберт Свинъярд и Пит Редмарли почти бегут.

Я мысленно опробовал фразу «Почему Ник не с ними?», но Висельник перехватил «Ник».

— А чего это Ник не с ними? — спросил Даррен Крум.

Птицы шарахнули с дуба без предупреждения — мы подскочили, но не засмеялись. Зрелище было невероятное. Бесчисленные сотни птиц обогнули общинный луг по орбите — сперва длинной, как эластичная резинка, второй раз — покороче, встав на крыло, и третий — и, словно повинуясь приказу, опять исчезли в кроне.