— Ох, как это разумно, — восхитился Буратино.

— А лестница тебе нужна…

— Чтобы навести порядок на чердаке, — догадался Пиноккио.

— Точно. Ну, вот если они у тебя на чердаке ворованное найдут… — Сверчок замолчал.

— Дело — дрянь? — спросил мальчик.

— Дело — дрянь, — согласилось насекомое, — я тогда даже и не знаю, что говорить.

— А я знаю, — вдруг произнёс Буратино.

— Да? Ну и что же ты скажешь?

— Я скажу, что это папа Карло ограбил магазин, а я — ни сном, ни духом.

Мудрый и старый Говорящий Сверчок даже опешил от остроты мысли сметливого мальчугана. Он долго и пристально смотрел на него своими глазами-бусинками и, наконец, произнёс:

— Молодец, хороший мальчик. Я чувствую, ты далеко пойдёшь. Очень далеко. Если тебе, конечно, ноги раньше времени не сломают.

Покраснев от удовольствия, Пиноккио принялся за дело. Он стал заклеивать дыры в полу. А Говорящий Сверчок сидел себе под комодом и думал: «Да-с, хороший растёт ребёнок, смекалистый, с ним надо держать ухо востро, а то, как бы чего не вышло».

А папаша в этот день пришёл домой рано, и был пьян-распьян. Увидев сына, он спросил:

— Ну что, болван…?

На продолжении дискуссии сил, видимо, у него не осталось, и старик рухнул на кровать, да так, что его деревянная нога отлетела к стене.

— Ну, вот и поговорили, — риторически заметил Буратино и принялся клеить дальше, и клеил до тех пор, пока Говорящий Сверчок ему не сказал:

— Тебе пора поспать перед делом, парень.

Мальчишка согласился и улёгся на дерюжку, но спать ему не хотелось, а хотелось есть. Впрочем, к чувству голода он уже привык. Так что, поворочавшись немного, он всё-таки заснул и спал до тех пор, пока Говорящий Сверчок его не разбудил:

— Вставай, парень, нас ждут великие свершения и кареглазые женщины.

— Пора? — сухо спросил мальчик.

— Пора, — так же сухо ответило насекомое. — Вот тебе сухарь, быстро ешь и за работу. Погода нам благоприятствует.

— А это как? — спросил Пиноккио, грызя сухарь.

— Сильный ветер, облака, дождь. В общем, страшно и холодно.

— Ой, мамочки, мне тоже страшно и холодно.

— А как ты думал? Прежде чем погреться под юбкой у кареглазой девицы, придётся помёрзнуть под ночным ветром. Это закон жизни.

— Плохой какой-то закон, а нельзя ли сразу под юбку? — спросил мальчик.

— Босякам можно сразу, но только под грязную и драную юбку спившейся шлюхи. А раз уж ты выбрал курносый нос, карие глаза и белоснежное бельё благоухающей девицы, изволь вытерпеть весь ритуал с ветром, дождём и всем прочим.

— Я понимаю, — грустно сказал Пиноккио. — Не могу понять другого: почему в жизни всё так несправедливо устроено.

— Как раз справедливо. Разве б тебе хотелось, чтобы разные босяки лезли грязными лапами под бельё твоей кареглазки?

— Я их в морду, — сурово сказал мальчик.

— Вот то-то и оно. Тогда вперёд. Бери бутылку и волоки её сторожу. Подбежишь к двери, поставишь бутылку перед ней и как следует постучи, а то этот Пискони спит, как настоящий сторож, из пушки не разбудишь. Понял?

— Понял.

— Обязательно убедись, что сторож бутылку взял. Вперёд!

Буратино схватил бутылку и вышел на улицу. И только тут ему стало по-настоящему страшно и холодно. Это сидя в тёплом доме, с сухариком в руке бояться легко, и даже чуть-чуть приятно, а вот под порывами пронизывающего ветра, с шумом рвущего кроны деревьев, да ещё под крупными и холодными каплями дождя, страшно и холодно по-настоящему.

— Ладно-ладно, мне страшно и холодно, зато кареглазка будет моей, а я буду в приличном костюмчике, а хулиганы будут сидеть в тюрьме, — шептал Пиноккио.

В общем, прочитав это детское заклинание, он двинулся к магазину. Нашёл магазин и, подойдя к двери, заглянул в замочную скважину. Внутри магазина сидел дедок за книжкой, у него была трубка, и вообще, он имел очень уютный вид. Пиноккио поставил бутылку на крыльцо и, громко постучав, скрылся за углом, и стал наблюдать оттуда.

— Кто тама? — донеслось из-за двери. — Говори, а то застрелю, — но звучало это как-то не очень угрожающе. Дедушке надо было ещё поработать над угрозами. — Ну, отвечайте же, подлецы, а то долго я буду тут стоять и орать в замок, как дурак? — вопрошал дед.

Но Буратино не отвечал.

— Да, наверное, долго, — констатировал сторож, — так что, никто мне ничего не скажет? Значит, показалось, — сказал дед и, видимо, вернулся к книжке.

Тогда мальчик подошёл к двери и снова постучал.

— Ну, держитесь, сволочи, — заорал сторож из-за двери, выскочил на крыльцо и увидел бутылку на пороге. — Иисус-Мария, значит, услышала меня заступница Святая Дева Матерь Божья. Это знак, — дед схватил бутылку. — Это знак! Завтра отстою всю утреннюю службу.

С этими словами он закрыл дверь и тут же вытащил пробку, но мальчик этого не видел, он побежал домой.

— Ну что? — спросил его Говорящий Сверчок. — Взял сторож бутылку?

— Взял.

— Ну вот, а ты волновался. Бери лестницу, клей, пергамент. Клеем смажешь стекло окошка и наклеешь на него пергамент, две минуты ждёшь, а потом смело бей стекло, звона не будет, только хрустнет, вытаскивай осколки и вперёд. На мелочи не разменивайся, бери что подороже, но убедись, что сторож спит. Всё.

Глава 11

Налет

Легко сказать всё, а вот как всё это сделать, так вовсе и нелегко даже. Парень вспотел, пока дотащил лестницу до магазина, и это несмотря на холодный ветер. А как корячился, когда устанавливал её к окну, а как мёрз, стоя на ней и ожидая, пока высохнет клей. А как мальчишка дышал на пальцы, чтобы согреть их, и шептал:

— Кареглазка будет моей, кареглазка будет моей.

Наконец, клей приклеил пергамент к стеклу, и парень пошёл взглянуть, что делает сторож. А сторож делал как раз то, о чём говорил Говорящий Сверчок. То есть лежал на полу, широко разбросав руки, а ноги, в медицинских целях, положив на стул.

— Всё в порядке, — подбодрил сам себя Пиноккио, убедившись, что ружьё стоит в углу одинокое, и приступил к делу.

Он разбил окно, аккуратно