Хуэйнэн, будучи в то время простым служкой, даже не умевшим читать и писать, уже восемь месяцев молотивший рис на заднем дворе монастыря, попросил прочитать эту гатху молодого монаха. Гатха была написана на южной стене. Прослушав ее, он сказал:

– У меня тоже есть одна гатха, льщу себя надеждой, что чиновник запишет ее.

…

– Что ж, – сказал чиновник, – диктуй свою гатху, я запишу ее для тебя.…

Хуэйнэн произнес гатху:

Изначальное бодхи – отнюдь не древо,

У пресветлого зерцала нет подставки.

Изначально не существовало никаких вещей,

Так откуда же взяться пыли?

Как только чиновник записал эту гатху, все, кто присутствовал при этом, были столь поражены, что даже не смогли сдержать возгласов восхищения.

А: Чувствуете, какая энергетика у этой гатхи, как волна радости поднимается от ощущения, что ты свободен изначально!..

У: Да-а… Саш, у меня вопрос. Если Иоанн осознал иллюзорность тела, почему через это он не пришел к буддистскому пониманию? Ведь если ты осознаешь, что тело не имеет уже никакого значения и весь внешний мир только кажется реальным…

А: То, что внешний мир иллюзорен, в христианстве особо не обсуждается, хотя и не отрицается. В христианстве важен онтологический статус нашего первородного греха. Для западного, христианского, сознания грех не есть некая незначительная иллюзия, которая существовала только потому, что мы не знали об истинной природе ее иллюзорности. Юнг приводит такой пример: у него был пациент сорока с лишним лет и, исследуя природу его невроза, они в какой-то момент очень близко подошли к осознанию пациентом неправильности всей его жизни. И пациент произнес следующие слова: «И вы, доктор, хотите мне сказать, что я двадцать лет своей жизни прожил напрасно? Да я никогда с этим не соглашусь!» После чего он встал и ушел, так и оставшись неисцеленным, проблемным невротиком, практически отказавшись этой фразой от возможности исцеления. В христианском мировосприятии есть тонкий момент – очень сложный этап богооставленности, и тот, кто проходит этот этап, становится таким, как восточные просветленные – радостным, излучающим радость. Но тот, кто его не проходит, впадает в дух тяжести. Дух тяжести – это не просто вымораживающая все вокруг тяжеловесность и отупляющая серьезность. Дух тяжести как перевертыш христианства – это очень характерная ловушка именно для нашего менталитета. Дух тяжести и чувство вины. По большому счету дух тяжести (а тяжесть его здесь – это отягощенность именно чувством вины) – это признание высокого статуса нашего эго, признание его реальности. И в последующем это неизбежно приводит к концепции Страшного Суда. «Жизнь – она не для радости, а для совести» – это как раз о непреодоленной богооставленности.

Христианство – очень высокая традиция, я не верю, что оно себя изжило. Но какой-то синтез с Востоком, конечно, грядет.

В: В буддизме вообще нет состояния, похожего на богооставленность?

А: Есть, конечно, все равно адепты проходят через глубочайшие кризисы. Достижение созерцания иллюзорности эго так просто не дается никому. Я не могу сказать, что буддистский путь легче.

20 Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное.

А: На самом деле книжники и фарисеи, то есть ессеи, были строгих правил. Очень строгих.

Д: И это считалось праведностью?

А: Да, они были по-своему праведными. Вся их жизнь была регламентирована строго соблюдавшимися законами. И все эти законы надо было превзойти. Каким же образом можно было превзойти на тот период, казалось бы, запредельную праведность? Преумножить еще больше число запретов? Но это же безумие. И дальше Иисус раскрывает, каким образом это оказывается возможным.

21 Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду.

22 А я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной.

Д: Что значит «рака»?

А: Пустой, ничтожный человек.

Д: А почему назвать безумным каралось сильнее всего?

А: Интересный вопрос. Попробуйте сами на него ответить. Здесь дается трехчастная модель гнева на своего ближнего. По возрастающей: сначала суд, потом синедрион, потом геенна огненная.

М: Имеется в виду человеческий суд?

А: Неизвестно… Я думаю, что, по большому счету, это не имеет значения. Потому что человеческий суд не станет разбирать такие дела, и Христос это прекрасно понимал, когда об этом говорил. Что касается Божественного суда, то он скорее всего тоже не станет разбирать такие дела. Видимо, это просто метафора, призванная подчеркнуть неодобрение Христом гнева на брата своего.

У: Я обратила внимание на слова: «гневающийся напрасно». То есть, если не напрасно гневающийся, то своя правота имеется?

А: Да, здесь, во-первых, можно обратить внимание на слово «напрасно». Во-вторых, имеет смысл обратить внимание на слово «суд». Что делает суд? Он судит, и он может как осудить, так и оправдать. То же самое касается верховного судилища. Но почему-то Христос счел нужным их разделить. Для того, чтобы понять, почему Он это сделал, нужно представить себе состояние человека, стоящего перед судом. Каково это – стоять перед судом, ожидая, что сейчас тебя будут судить? Как чувствует себя человек в этом состоянии? А если это синедрион? Давайте попробуем представить себе, что такое синедрион: гигантский амфитеатр, и в нем в парадном облачении сидят судьи с непроницаемыми строгими лицами. Вокруг стража. Тут же палач с топором – меланхолично его натачивает: мало ли что – вдруг понадобится… И вот ты смотришь, как его рука водит по лезвию точилом – туда-сюда, туда-сюда. И в это время судьи тебя о чем-то спрашивают, а тебе взгляд от его руки не оторвать… Ты вздрагиваешь и спрашиваешь: «Что?..»

У: Мороз по коже…

А: Я хочу, чтобы вы вошли в это состояние и поняли, почему Он говорит про суд и про синедрион. Самое главное, что мы должны ощутить в этом состоянии – это то, какими маленькими, беспомощными и жалкими мы чувствуем себя перед судом. И будучи такими жалкими, могли бы мы разгневаться на кого-то или нет? Вот где истинная подоплека этого образа. Ни одного слова впустую. Все – точно в цель. Теперь давайте попробуем разобраться с тем, почему самому серьезному наказанию подлежит тот, кто скажет брату своему: «безумный».

У: Надо понять, что за ним стоит. Потому что это не обязательно то, что мы сейчас понимаем под словом «безумный». Это именно «сумасшедший»?

А: Да. Давайте я немного помогу. Вы смотрели американские триллеры про психопатов или маньяков-убийц?