Папа выходит из зала, опуская на нос очки.

- На выходные, значит?

- Угу, - прячу я глаза.

- Бери наш чемодан, он больше твоего, - говорит отец. - А если вернёшься, отдам Богу душу, чтоб уж не мучилась.

- Папа! - в шоке ору я, чувствуя, как к глазам подкатывают слёзы, и шепчу. - Что ты такое говоришь?

- Иди уже. Папа никуда не денется. Папа хочет внуков.

- Папочка... - выдавливаю сквозь ком в горле.

Он поджимает губы и уходит, махнув на меня рукой.

- Хоть бы татуированными не родились, - бормочет мама, прикрывая глаза. - Страсти какие...

Утерев ладонью нос, смеюсь. А по телу растекается дрожь. Потому что вдруг представляю маленького Немцева-младенца в, блин, татуировках с головы до пинеток!

Об этом даже вскользь думать рано! Какие дети?! Какие младенцы?!

- Я скоро... - обещаю, выскакивая за дверь.

Выходя из подъезда, набираю смс Славику:

“Встреть меня завтра на Казанском.”

Славик: “Во сколько? П.С. Аллилуйя.”

За окном мелькает спальный район гигантских многоэтажек.

Мои нервы - как канаты.

Сюрпризы не мой конёк, про Немцева ничего сказать не могу. Мне суждено познавать его опытным путём, поэтому сегодня и узнаю, как он к ним относится.

Мне немного страшно.

Он уже близко. И я так хочу его увидеть, услышать и потрогать. Если бы мне пришлось ждать две недели, я бы свихнулась.

- Че-т ты на мандраже, подруга, - веселится Славик, лениво ведя свою «бэху» одной рукой. - Рад будет твой Ромео, не кисни.

Что он понимает в любви?

Я плохо соображаю, так что молчу.

На Славике белый вязаный свитер с горлом и чёрные джинсы, и я не знаю второго мужика, который носил бы что-то подобное и при этом выглядел, как картинка. Он тоже в курсе, что выглядит, как картинка.

Кобель.

Откидываю солнцезащитный козырёк и открываю маленькое встроенное зеркало.

Изучаю свой ненавязчивый макияж: маленькие стрелки и немного тональника.

Никакой помады.

Поправляю шёлковый платок в крупный цветочек, который у меня вместо обруча. Смачиваю руки антисептиком и возвращаю его в карман пальто. Открываю бардачок, чтобы взять влажные салфетки и протереть свои ботинки. Оттуда мне на колени падает два контрацептива.

- Господи, Орлов! - сетую я. - Здесь-то они тебе зачем?

- Для красоты, - закатывает он глаза.

Закатываю свои и засовываю пакетики назад в бардачок.

Выдохнув, складываю на коленях руки, постукивая по ним пальцами. На мне чёрная плиссированная юбка и песочная водолазка. На ногах - ботинки с толстым каблуком. Выгляжу, как очень хорошая девочка. Это для тех, кто не знает, что у меня под одеждой. Там у меня четверть четверти моих денежных запасов - чёрное тонкое кружево без пуш-ап. Даже не знаю, где больше просвечивает - вверху или внизу.

Славик паркует машину в квадратном дворе пятнадцатиэтажного муравейника. На самом деле, мы не так далеко от Центра, потому что я видела Москву-Сити где-то не так близко к горизонту.

Мой друг галантно открывает для меня дверь, и подставляет локоть, пока обходим его тачку и мартовские лужи.

- Нет, - тяну его за рукав парки, когда он подводит меня к багажнику.

Он смотрит на меня вопросительно из своего капюшона. Терпеливо ждёт, пока кусаю губы и метаюсь в сомнениях.

- Пусть чемодан пока у тебя полежит, - выпаливаю, глядя на свои ботинки.

- У меня багажник просел от твоего чемодана, - ворчит, не задавая лишних вопросов.

В лифте он нажимает десятый этаж. Вячеслав Орлов у нас не мелочится. Его «хата» явно не самое бюджетное съёмное жильё столицы. Я у него никогда не была. В прошлый и единственный раз, когда я была в Москве, мы ходили по музеям. И обошли ещё не все из моего списка, тех что нужно посетить для общего развития.

В нетерпении хочется скакать на месте. С каждым этажом волнение поджигает вены.

Я соскучилась.

Соскучилась, соскучилась, соскучилась…

Сейчас десять утра. Может он спит? Сегодня ведь суббота. Хотя ему без разницы. Я не отправила фотку из ванной. А он и не требовал. Вообще-то, он больше мне не писал. От этого я волнуюсь ещё больше. Он обиделся? Не хочет со мной разговаривать? Занят?

Я так быстро собралась и все решила, что сама в шоке. И я вообще не уверена в том, как он отреагирует на пятнадцатикилограммовый чемодан в багажнике Славика.

Он позвал на выходные… я всегда могу вернуться домой, в случае чего…

У меня даже заявление в “Кислоте” не подписали, сказали дадут время подумать. Порядочные трудоголички всем нужны. Зато со склада закупок меня рассчитали быстро. Можно поесть шаурмы на эту зарплату.

Я не собираюсь сваливаться Максу как снег на голову со своим чемоданом. Может, ему это не нужно. Может, ему не нужны лишние заботы…

Славик открывает ключом тяжелую дверь, пропуская меня вперёд:

- Прошу, мой капитан!

Сжимая в карманах кулаки, захожу внутрь и осматриваюсь.

В квартире блаженная утренняя тишина. Солнечный свет пробивается через графитовые льняные шторы, освещая кухню-студию, серый диван с подушкой и клетчатым пледом и журнальный столик, на котором свалено несколько ноутбуков.

- Надеюсь, ты привез пожрать, - прилетает нам упрёк со стороны здоровенного двустворчатого холодильника.

Синхронно поворачиваем головы.

О, мамочка и папочка…

Моё сердце готово лопнуть от восторга и радости. От звуков этого недовольного ворчливого голоса. Глаза моргают, рот приоткрывается, голова пустеет.

Это всё признаки того, что Макс Немцев рядом.

Сверкая разрисованным прессом, он стоит у открытой хромированной дверцы, вдумчиво и хмуро изучая содержимое холодильника, потирает свою грудь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍