Ответ она знала, и именно Синохара в свое время дал ей его. Она была любознательной студенткой. Люди нужны на борту на случай непредвиденного отказа автоматики. Также они должны быть последней линией защиты от перехвата управления. А еще потому, что кое-кто боится доверить такую власть искусственному разуму. Даже если он пока имеет воли не больше, чем насекомое. Страх богатеньких стариков, которые помнят компьютеры размером с сейф и с монитором, похожим на древний телевизор. Но уже в их детстве были фильмы и книги про роботов-убийц.

А еще люди могут нести юридическую ответственность. Задачи солдата и копа уже может выполнять машина. Но за любую машину пока отвечал человек. И если бы не было их, за корабли все равно кто-то бы отвечал, сидя Центре Управления. Уж не решило ли руководство, что у экипажа будет больше стимулов бороться за живучесть корабля, если он сидит в нем, а не управляет им с безопасной Земли?

Затем их быстро осмотрела врач, а ее электронный помощник — переносной медицинский бот — взял у них по несколько капель крови и замерил пульс и давление.

Через десять минут, уже сменившие комбинезоны на специальные и одетые в скафандры, они были на стартовой площадке. Их привез туда беспилотный «Спирит» майора. И никакой толпы провожающих и журналистов не было, как бывает на гражданских пусках — никого, кроме четырех техников и троих офицеров службы наземного контроля.

Корабль стоял вертикально в окружении фиксирующих ферм, величественный и совсем не по-военному выглядящий. Он сохранил неуловимое сходство с первыми «челноками». Даже пусковые контейнеры противоспутниковых ракет «Эваланш» — по четыре с каждой стороны корпуса — можно было принять за научные приборы. Корабль уже был подготовлен наземными службами — заправлены ракетное топливо и окислитель. Блоки с тритиевым топливом для термоядерных двигателей были загружены еще раньше, как и все необходимое для жизни экипажа. Эти запасы всегда были на борту, только освежались по мере необходимости.

Эмблемы ООН и Корпуса мира располагались на коротких крыльях. Черные буквы названия корабля — “Watcher-7” — тянулись вдоль фюзеляжа.

Через пятнадцать минут они втроем поднялись на лифте и вошли в шлюз. Эшли в очередной раз отметила, насколько большим корабль выглядит снаружи (сорок метров длиной!) и насколько он маленький и тесный внутри. Через двадцать минут (уже была объявлена по громкой связи десятиминутная готовность) — заняли места в противоперегрузочных креслах, которые тут же перевелись в положение, близкое к положению лежа. Еще бы, в момент взлета их вес увеличится почти в семь раз. Из-за этого почти все операции, связанные с управлением кораблем при отрыве от земли и в последующие несколько минут, производились автоматикой. Сердцу трудно будет прокачивать потяжелевшую кровь против вектора силы тяжести.

Естественно, все они прошли жесткий отбор и подвергали себя достаточно интенсивным тренировкам, которые Эшли ненавидела. И все равно им было далеко до первопроходцев из тех времен, когда космонавтов было двести человек на весь мир и с каждым носились как с рок-звездой. Никто не крутил их в центрифуге каждый день и не держал в барокамере часами. Требования к ним были не сложнее, чем к космическим туристам.

Площадку уже давно покинул весь наземный персонал, укрывшийся в защитном бункере. Вся техника была отведена почти на восемьсот метров. Удерживающие устройства отъехали в стороны по рельсам, освобождая ракету. Даже старомодно, «лампово» выглядящие прожекторы отодвинулись от площадки подальше. Иначе даже при штатном старте пламя из дюз почти наверняка повредило бы часть осветительных приборов. Оптические системы тоже наверняка были надежно защищены от экстремальных температур и светового излучения.

Откинувшись в кресле, через крохотный наушник Эшли услышала, как объявили о минутной готовности.

«Наблюдатель-7, это Центр Управления. Даем разрешение на взлет. Не подведите», — услышали они.

«Как будто его могли не дать?» — подумала она.

Начался обратный отсчет. Это была не только древняя традиция, от которой не отступают, даже когда время в дефиците, но и насущная потребность синхронизировать действия наземных служб, каждый из которых, как и сами военные астронавты, должен знать, какая из операций должна быть произведена в какую секунду. Невзирая на то, что почти все это делала автоматика, контролировали процесс и отвечали за него по-прежнему живые люди. Таковы были протоколы.

«10,9,8,7,6,5,4,3,2,1. Start!» — прозвучало над площадкой.

— Let’s rock, — успела она услышать голос командира, который потонул в реве двигателей — это заработали химические стартовые движки. Эшли почувствовала, как ее вдавливает в кресло.

Да, корабли этой модели были чем-то сродни первым пароходам — новейшие технологии уже были в них применены, но соседствовали с решениями прошлого века. В них имелись и «паровая машина», и «парус» — то есть и химический ракетный двигатель, который использовался при старте и был достаточен для маневров в космосе в случае отказа основного, и ТЯРД — термоядерный ракетный двигатель, “fusion rocket”.

Стало немного дурно, как всегда бывает при старте. Весь набор ощущений включал в себя нарастающий рев двигателей, пусть приглушенный, но проникающий даже в кабину, вибрацию и давление, будто тебя придавил сверху кто-то тяжелый, вроде борца сумо. Ощущение не из приятных. Она постаралась очистить разум и сосредоточиться на работе. Благо, от них пока не требовалось ничего, кроме контроля параметров. Пуск «вели» автоматика и наземные службы.

Продолжая наблюдать за цифрами, она подключилась к внешним камерам и увидела, как быстро уменьшаются в размерах здания базы внизу. И вот те уже слились в черное пятно на фоне зеленых

Сначала можно было

Но потом снаружи полыхнуло белое пламя, и женщину вдавило в кресло с удвоенной силой, будто сумоистов стало уже два. Включился термоядерный двигатель, и они резко рванули вверх. Поверхность теперь отдалялась, улетала с бешенной скоростью, будто падая в пропасть. Сначала она превратилась в расчерченное на квадраты поле — серые квадраты были городскими кварталами, а зеленые — фермерскими угодьями или парками. А потом все творения человеческих рук исчезли из виду — своей Китайской стены в этой германской земле не было.

Высота 10 000 м.

А чуть позже они вышли за облака. Ждать идеальной для пуска погоды Центр управления не имел возможности. Какое-то время спустя внизу был только белый облачный океан.

20 000.

30 000.

Но вот он будто рассеялся, и проступили очертания рельефа европейского континента, его рек и озер. Она сразу узнала Рейн и тянущиеся к югу, забирающиеся все выше Альпы. Но по сравнению с этой высотой даже они были крошечными.

50 000.

Кривизна земной поверхности уже