— Пошел взглянуть на море.

— Мэт! — приставив ладони рупором ко рту, крикнул Ник.

Ответа не последовало, лишь шелестел ветвями теплый ветер да щебетали зяблики на восточном склоне. От осадной линии вновь долетел звук пушечного выстрела и, отозвавшись эхом в котловине между холмами, смешался с грохотом каменного ядра, ударившего в стену. Хук не слышал ни звяканья поводьев, ни топота копыт и уже готов был поверить, что всадники ему лишь примерещились. Крики на вершине смолкли — значит, лучники уже собрались у повозок.

— Мы моря прежде не видали, — беспокойно проговорил Том Скарлет. — Только по пути сюда. Мэт хотел взглянуть еще разок.

— Мэт! — вновь крикнул Хук и по-прежнему не получил ответа.

Питер Годдингтон исчез за выступом холма. Хук передал арбалет Мелисанде, расчехлил свой лук, натянул тетиву и наложил стрелу на цевье. Подобравшись к краю оврага, он заглянул в папоротники: всадников и след простыл, в овраге стоял лишь сентенар, который не замедлил смерить Хука раздраженным взглядом.

— Никого тут нет, дурак! — бросил он, и в этот миг из-за деревьев справа показались два всадника.

— Сзади! — крикнул Ник, и Годдингтон бросился вверх по склону. Ник вскинул лук, оттянул тетиву и выстрелил. Ближайший к сентенару всадник в этот миг взял влево, и стрела лишь отскочила, ударившись о стальной наплечник. Меч резко опустился, и Хук, вытягивая вторую стрелу, увидел, как голову Питера Годдингтона залило яркой кровью, сентенар споткнулся — и второй всадник, держа меч как копье, ударил его в спину. Годдингтон упал.

Хук выстрелил еще раз. Белое оперение мелькнуло сквозь тень и свет, и тонкий наконечник на дубовом древке прошил панцирь второго француза, заставив того откинуться в седле навзничь. Из-за деревьев на склон вынеслись еще всадники, Том Скарлет рванул Хука за плечо.

— Ник! Ник!

Слева, отрезая их от моря, мчались другие всадники. Хук в страхе схватил Мелисанду за рукав и потащил обратно. Он не подозревал, что из двух французских отрядов он наткнулся лишь на один, а второй в это время подходил с юга. И теперь Хук отчаянно несся вперед, слыша стук копыт все ближе. Не отпуская Мелисанду, он метнулся было в сторону, петляя как заяц перед носом гончих, как вдруг его галопом обогнал всадник и резко развернулся, взметнув ворох палой листвы. Хук рванул влево, под защиту старого дуплистого дуба. Однако никакое убежище уже не спасало: их обступили со всех сторон, откуда-то появились еще французы, и всадник на высоком коне расхохотался, глядя на Мелисанду и двух стрелков, окруженных латниками.

— Мэт! — выдохнул Том, и Хук увидел Мэтью Скарлета: француз в зелено-синем налатнике, ухватив Мэта за шиворот, тащил его за собой.

— Лучники, — утвердительно произнес всадник.

Слово звучало одинаково по-английски и по-французски, и всадник произнес его с явным удовольствием.

— Pére![18]— вскрикнула Мелисанда. — Рére…

Только теперь Хук заметил силуэт сокола на фоне вышитого на новом налатнике солнечного диска — яркого, как отблеск меча, нацеленного Нику в горло. Меч внезапно замер, и француз, сидя с прямыми ногами в высоком седле, воззрился на Ника. С его седельной луки свисал окорок только что убитой косули, свежая кровь пятнала чешуйчатые поножи всадника. Жильбера, сеньора де Ланфереля, владыки преисподней.

Великолепный всадник в сияющем латном доспехе, единственный из всех с непокрытой головой, восседал на великолепном коне. Латы сияли как солнце, блестящие черные волосы рассыпались по спине почти до пояса, четко очерченное смуглое лицо с орлиным носом казалось высеченным из бронзы. Полуприкрытые глаза с интересом разглядывали то Хука, замершего под нацеленным на него клинком, то Мелисанду со взведенным арбалетом наготове. Не выказав никакого удивления от встречи с дочерью в нормандском лесу, всадник мимолетно улыбнулся углом рта и сказал что-то по-французски. Девушка, порывшись в сумке, достала стрелу и вложила в желоб арбалета. Жильбер де Ланферель, которому не стоило труда ее остановить, лишь вновь усмехнулся, глядя на нацеленное ему в лицо оружие. Он заговорил слишком быстро, и Хук ничего не понял. Мелисанда горячо выпалила что-то в ответ.

Далеко за спиной Хука, где-то у поворота к английскому лагерю, раздался крик. Сеньор де Ланферель что-то сказал своим латникам, и восемнадцать из них поскакали к дороге. На ком-то красовался его герб с соколом на фоне солнца, другие были одеты в сине-зеленое, как тот француз, что захватил в плен Мэта Скарлета. Этот француз и оруженосец Ланфереля теперь остались с ним.

— Трое английских лучников, — вдруг заговорил по-английски сеньор д'Анфер, и Хук припомнил, каким образом тот выучился языку, живя в плену в ожидании выкупа. — Целых три лучника, а я-то не жалею золота своим людям, лишь бы приносили мне пальцы проклятых стрелков! — Ланферель внезапно улыбнулся, блеснув белоснежными зубами на загорелом лице. — Правда, меня то и дело норовят надуть, поэтому в Нормандии и Пикардии полно крестьян с отрубленными пальцами. Тебе известно, что она моя дочь?

— Да, — ответил Хук.

— Самая красивая из всех. У меня их девять — тех, о ком знаю, — и только одна от жены. А эту, — онвзглянул на Мелисанду, все еще держащую его на прицеле, — эту я хотел охранить от мира.

— Да, — повторил Хук.

— Ей предстояло молиться за мою душу, а теперь выходит, что для спасения души мне надо заводить других дочерей.

Мелисанда что-то яростно выпалила, Ланферель только улыбнулся.

— Я отправил тебя в монастырь, — продолжал он по-английски, — потому что ты слишком хороша для крестьянина и недостаточно высокородна для знатного. Ты, правда, предпочла крестьянина, — Ланферель смерил Хука презрительным взглядом, — и яблочко сорвано, да? Но ты по-прежнему принадлежишь мне.

— Она моя! — вставил Хук.

Француз предпочел не расслышать.

— И что теперь? Отвезти тебя обратно в монастырь? — При виде арбалета, который Мелисанда при этих словах подняла на дюйм выше, Ланферель довольно ухмыльнулся. — Ты ведь не выстрелишь!

— Зато я выстрелю! — заявил Хук, понимая всю беспочвенность угрозы: достать стрелу ему точно не дадут.

— Кто твой господин? — спросил Ланферель.

— Сэр Джон Корнуолл, — гордо ответил Хук.

— Сэр Джон? — с удовольствием протянул Ланферель. — Редкий человек! Его мать, должно быть, переспала с французом. Сэр Джон! Всегда им восхищался!.. Однако вернемся к Мелисанде. Что делать с нашей послушницей?

— Я ненавидела монастырь! — выкрикнула она по-английски.

Ланферель нахмурился, словно озадаченный ее сопротивлением.

— Тебе там ничего не грозило! И твоей душе тоже.

— Не грозило? — возмутилась Мелисанда. — В Суассоне? Где насиловали и убивали всех монахинь?