Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, компанию из четырех человек к Олегу Ивановичу, которого в силу занимаемой им должности поместили в отдельную палату, не пустили.
– Вы ему кто? – строго допытывалась медсестра у двухметровой Дуси. – Ма-а-ать?
– Нет, – честно отвечала та и выставляла вперед сумку с хозяйскими вещами.
– Не положено. Только близкие родственники.
– Вот они, – показывала Евдокия на Селеверовых.
– Кто-то один, – выдвигала условие медсестра. – На минутку…
Кем-то одним, допущенным в святилище спецбольницы – палату интенсивной терапии, оказалась Римка, вдруг заробевшая перед необходимостью войти к мужу.
– Идите-идите, – подтолкнула ее Дуся и встала около двери, как часовой на посту.
– Теща, что ли? – поинтересовалась медсестра и тут же осеклась, припомнив инструктаж, проводимый местным начмедом в целях создания «особых условий для особой публики».
– Нет, соседка, – с готовностью опровергла Ваховская столь лестное предположение, после чего строгая медсестра сдвинула брови, поправила шапочку и показала на дверь:
– Соседям не положено. Только близкие родственники. Покиньте, будьте любезны, отделение.
Дуся спорить не стала и вышла за дверь. Следом за ней вышли заплаканные девочки со скорбными лицами. Стояли недолго – Римка появилась буквально через десять минут.
– Ну что? – бросились они к ней.
– Живой…
– Понятно, что живой, – осекла мать Анжелика. – Что-нибудь сказал?
– Сказал, – подтвердила Селеверова.
– Что-о-о-о? – хором взревели сестры.
– Сказа-а-ал… – Римка скривилась, – сказал: «Все будет хорошо, Муся».
– И все? – остались недовольны девочки.
– И все.
– Про меня не спросил? – капризно поинтересовалась Элона.
– А как же? – съязвила Анжелика. – В первую очередь…
– Как он чувствует-то себя? – осмелилась вмешаться Дуся. – Легче?
– Не зна-а-аю, – растерялась Селеверова.
– Что ж ты не спросила-то? – расстроилась Евдокия и пояснила: – Может, надо ему что. Попить там… Или в туалет…
– Да? – изумилась Римка, прежде озабоченная только своими недугами.
– А как же? – уперлась Дуся. – Сердце, оно такое. Беречь его надо.
– Так, может, останусь? – неуверенно задала вопрос Селеверова.
– Так конечно, – поддержала ее Евдокия. – Мало ли что… Чужие все-таки… Глаз да глаз нужен…
– Я тоже могу остаться, – предложила матери Элона и с превосходством посмотрела на сестру.
– И я могу… – не хотела отставать Анжелика.
– Кто это вас здесь оставит? – полюбопытствовала Ваховская, уверенная, что это право должно принадлежать жене.
– Останусь тогда… – уныло сообщила Римка и совсем уж не к месту добавила: – Как же вы там без меня?
– Как обычно, – не удержалась от того, чтобы не съязвить, Лика и дернула сестру за рукав. – Поехали уже…
– Я с мамой останусь, – уперлась Элона и отказалась наотрез ехать домой.
– Завтра придешь, – обнадежила ее Дуся и подтолкнула к выходу.
– Позвони нам, – попросила Лика. – Как вы тут? Если что, приедем.
– Никаких «если что», – рассердилась Евдокия и непривычно для себя скомандовала: – Готовиться надо. Еще три экзамена осталось. Приедет она… Нет уж! Хочешь помочь – занимайся своим делом. Какая из тебя помощница? Заболел человек – выздоровеет… Поехали мы, Римма. Девочкам отдыхать надо.
Селеверова послушно кивнула головой и поправила сползающую с плеч белую накидку.
– Если что, – прошептала Дуся, – звоните. Я приеду.
– Не надо, – чуть слышно ответила Римка и скрылась за дверью отделения.
Рядом с мужем она провела всю первую неделю, пока тот не попросил ее уехать домой, потому что «лучше» и «скоро сам встану», и «вообще – хватит, насиделась. Пора и честь знать». Измученная ночными бдениями Селеверова сопротивляться не стала, чувствуя, что силы подходят к концу и еще немного – и ей самой сиделка понадобится. Перед отъездом домой Римка наконец-то решилась и, склонившись над Селеверовым, прошептала ему в самое ухо:
– Олежа… ты прости меня… за то…
– За что? – изумился Олег Иванович.
Он то ли действительно забыл, что спровоцировало сердечный приступ, то ли искусно притворялся.
– Ну… за то…
– Успокойся, Муся. Все хорошо…
– Я сама чуть не умерла, – пожаловалась мужу Селеверова и подняла глаза к потолку, пытаясь удержать слезы. – Думала, все равно без тебя жить не буду. Кому я нужна?
– Мне ты нужна…. – трогательно и просто признался Олег Иванович, которого и не больно-то испугало выражение «рубцовая ткань» («Подумаешь!»). – Заплатка там у меня, – показал он пальцем на сердце. – А все равно хорошо.
– Хорошо, – согласилась Римка и поцеловала руку мужа.
– Иди, Муся, – погладил Селеверов жену по щеке и легко оттолкнул от себя. – Иди-иди. Хватит.
Римка уехала. Наступило Дусино время возить Самому «домашнее» и рассказывать о нехитрых светских событиях в масштабе одной квартиры.
– Медаль, что ли? – интересовался Олег Иванович, уплетая знаменитые Дусины котлеты, правда, по рекомендации врача, теперь приготовленные на пару.
– Медаль, – гордо сообщала Ваховская.
– Ну, молодец девка! – по-доброму усмехался Селеверов и тоже гордился, только вполсилы, чтобы не напрягать «пробитое стрессами сердце». – А Лёка чего?
– Нормально Лёка, – обобщила Евдокия.
– Так в артистки и рвется? – снисходительно улыбался больной.
– Рвется, Олег Иванович.
– Не поступит, – коротко резюмировал Селеверов.
– А вдруг? – осмеливалась усомниться Ваховская.
– Здесь одной красоты мало, – рассуждал Олег Иванович.
– Ну не зна-а-аю, – защищала свою любимицу Евдокия. – Бог допустит – поступит.
– А не допустит?
– А не допустит – домой вернется, – уверенно заявляла Дуся и протягивала Самому вторую котлету.
– Чего-то пресная какая-то, – жаловался Олег Иванович.
– Так врач велел.
– Вот сам бы ее и ел, – сердился Селеверов, вспоминая изумительный вкус прежней Дусиной стряпни. – Не носи мне эту гадость. Христом-богом прошу.
– Не положено, – ворчала Евдокия, усвоив больничную терминологию.
– Нормальной еды мне принеси! – требовал Олег Иванович и грозил кулаком двери, за которой и должны были находиться его мучители. Что и говорить, не привыкшему к больничной стряпне Селеверову тамошняя еда казалась омерзительной.