Артём зашевелился, повернувшись на другой бок. Я замерла, испугалась, что мой побег обнаружится так скоро, но я хотела побыть одна. Аккуратно протопав босиком по ламинату, я спряталась-таки в ванной, закрыв за собой двери, но не на замок. Включила теплую воду, наполняя ванну практически доверху. Под напор горячей струи лила жидкость, и купол пены покрыл всю поверхность воды. Только аромат был не тот, как в тот раз, а пахло свежим апельсином. Я не смотрела на себя в зеркало во весь рост. Просто не хотела. Казалось, вдруг это сон, и ни о каком примирении даже речи не шло, а когда я проснусь, то снова окажусь у бабушки с дедушкой. Если это все произойдет, то я сильно расстроюсь. Глубоко вдохнув и выдохнув, я взялась одной рукой за край ванны и медленно залезла в воду, дав коже привыкнуть к разительной перемене температуры, но больше всего досталось попе. Зашипев, я полностью погрузилась в воду, укутывая себя пеной. И сразу стало намного легче и чувство жжения прошло. Даже замурчала, как довольная жизнью кошка.

Переезд… Боже, я не знала, как еще реагировать на предложение братьев. С одной стороны, я не хотела покидать страну, оставлять Витю тут одного. И я была уверена, что он взял все в свои руки, под контроль каждую газетенку, распространяющую нелестные слухи о нас. Знала, что он держал на мушке Бондарёва, и дело, которое наверняка завели на меня, тоже было под его пристальным вниманием. Если честно, мне до последнего не верилось, что я каким-то образом причастна к трагедии дочери Вениамина. Этого не могло быть. Я помню каждую деталь в том проклятом вечере: да, я толкнула ее, но девушка оступилась сама, потому что была под веществами.

С другой стороны, был Артём, жаждущий заполучить меня и овладеть моим внимание к себе. Мужчина запутался со своим прошлым, и подсознательно боялся с ним расстаться. Лиза ходила за ним тенью, преследовала своим призраком, заставляя Артёма сожалеть о сказанных тогда словах. Но… что будет, когда наш ребенок появится на свет? Этот идиотский страх сковал всю меня, и к горлу подступили непрошенные слезы. Сглотнув их, я с головой погрузилась под воду, чтобы на миг отгородиться от всяких звуков и шума, лишь слышала свое сердцебиение. Сосчитав до пятнадцати, вынырнула и смахнула с лица пену. Вода в ванне расплакалась волной и попала за борт на пол. А потом я увидела Витю. Мой милый облокотился о косяк дверей, скрестив руки на груди, наблюдал за мной. Обнаженный, поджарый, крепкий, я бы ни за что не могла отвести от него своих глаз. Я улыбнулась, когда Гроздьев отпрянул от косяка и зашагал ко мне.

— Давно тут? — поинтересовалась я, притягивая свои ноги, согнутые в коленях, к груди. Он кивнул.

— Я присоединюсь, — сказал Витя, и сразу, не дожидаясь моего ответа, опустился в воду, обнимая меня сзади. Облокотившись о его грудь, я почувствовала, что была полностью защищена любимым. И даже плохие думки, что мучили меня, отошли на второй план. Он убрал на бок мои мокрые волосы, освобождая шею для своих поцелуев и нежных ласк. Затем другой рукой бесстыдно прошелся по груди, массируя оба соска, и те от удовольствия отвердели, превратившись в горошинки. Низ живота заныл, желая испытать подобную ласку. Возбужденный член моего милого упирался мне в спину, а мне до одури хотелось также подарить наслаждение Вите. Я попыталась сесть, но Гроздьев не позволил изменить нашу позу. Я была полностью раскрыта для него, и он делала со мной то, что хотел. Опустив руку еще ниже, он накрыл мой лобок и указательным пальцем надавил на клитор.

— Ах…, — вырвался мой стон, и, закрыв глаза, я опрокинула голову на плечо Вити, утопая в бесчисленных, волшебных мгновениях экстаза. Я вилась в его умелых руках, как будто была куклой в руках опытного и умелого кукловода. Витя действовал на меня иначе. Артём же затрагивал мои чувства, и выворачивал наизнанку мою душу, заставляя говорить о запретном… о желанном. Оба брата были единым целым, но каждый, — по отдельности, сводили меня с ума, используя свои мастерские уловки.

Его теплое, рваное дыхание еще больше соблазняло меня… до крика… до боли и отчаянного желания. Нахмурившись, я вцепилась руками за края ванной, а потом Витя приподнял меня и вошел. Мы остановились на секунду, дав друг другу привыкнуть к изменениям. Крепко удерживая меня за бедра, он задал темп, и мы медленно подхватили ритм друг друга.

— Продолжай, — хрипло произнес он, опустив меня. Теперь я владела им. Это ощущение было иным — не таким, когда они оба владели мной. Но я хотела видеть его лицо, наблюдать за чувствами и эмоциями во время нашего парного секса. — Замедлись, — скомандовал Гроздьев, когда вода из ванной начала выплескиваться еще большими порциями. Я повиновалась, извиваясь на нем, словно на пилоне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я хочу видеть тебя, — захныкала я, запрокинув голову и закрыв глаза, отдавалась вся нашему занятию любовью. Витя изменил позу, притянув меня к себе. Его ладонь покоилась на моем животе, и милый начал нашептывать мне на ухо:

— Тут мой ребенок, Диана… Скажи, что это так, любимая…

— Он — наш…, — так же шепотом отвечала я.

— Наш…, — протянул милый, и резким толчок вошел в меня. Я ахнула, не сдержав крика.

— Да, Вить. Наш…

Гроздьев начал наращивать ритм проникновения, доведя меня до точки невозврата. Оргазм вибрацией отозвался по венам, обжигая их до боли. Волнообразное ощущение, начавшееся с кончиков пальцев ног, дошло до самой головы, оставляя за собой толпы мурашек. Я стонала, проговаривая имя любимого. Старалась не шуметь сильно, но было бесполезно. Искусав свои губы до крови, я не могла больше разрываться от ощущений, что внутри меня бушевали ураганом. Витя двигался, не уступая мне ни на секунду. Его рваное дыхание, а затем гортанный стон совсем лишили мой разум реальности, отправляя в прострацию. Витя кончил бурно, как и я. Оба освободились от напряжения, что поселилось в наших душах. Опустившись на него сверху, я повернулась на бок. Было уже некомфортно в полу прохладной воде, но рядом с ним эта перемена была незначительной.

— Я люблю тебя, — прошептала я. Впервые, я первая ему об этом сказала, когда как раньше о своем признании в чувствах к нему я открыто не говорила. Гроздьев посмотрел на меня своими замутненными серыми глазами, в которых все еще были отголоски страсти и искр желания.

— Больше, чем есть сама жизнь, Диана. Так сильно я люблю тебя, — ответил он, проговорил каждое слово с такой интонацией, словно это был последний вдох. Затем мы слились в поцелуе, исследуя друг друга языками. Поцелуй углубился и походил на танец, только он уже не был спасением — он был отчаянием, которое кричало внутри нас обоих. Когда совсем стало нечем дышать, мы разорвали невидимую сильную связь между нами.