Девушка услышала слова Дарлингтона и остановилась у самого порога.

— Я никогда не боялась и не боюсь любой честной работы! — с вызовом крикнула она, обращаясь опять же к Сьюбери. — Но спать с этим хитрым господином не стану!

— Мой господин сам никогда бы не стал спать с тобой, — подал реплику Сьюбери. — Ты выглядишь немногим лучше крысы, пробравшейся в дом через щель.

Внутренне Джек улыбнулся подобному комплименту, хотя это никак не отразилось на его лице.

— Я еще никогда не держал в объятиях ирландку, — бесцветным голосом произнес он.

— Ирландия! Прекрасный зеленый остров. Там живет мой первый хозяин. — Сьюбери сказал это с таким восторгом, как будто речь шла о горячо любимой женщине.

Он подошел к ирландке, буквально пожирая ее глазами.

— Я не могу сказать много хорошего о своем первом хозяине, но надо отдать ему должное: легенды и сказки своей родины он знал в совершенстве и умел их рассказывать.

Сьюбери поднял свою большую руку, словно ему трудно было удержаться, чтобы не дотронуться до девушки. Но отдернул ее, так и не коснувшись падавших на ее изящные плечи густых волос.

— Особенно мне нравилась легенда о святом Патрике и змеях. Ты, часом, не встречалась с ним? — спросил Сьюбери с детской наивностью.

— Со святым-то Патриком? Ты в своем уме?

— Да не со святым Патриком, а с моим хозяином!

— С мистером Блэкануром? Таким же сумасшедшим, как ты сам?

— Ну, поскольку эта трогательная сцена, похоже, близка к завершению, то я направляюсь в спальню, — сказал Джек Дарлингтон тоном человека, принявшего окончательное решение.

Девушка посмотрела на Сьюбери, а он на нее. Джеку стало совершенно ясно, что эта пара влюблена друг в друга до безумия.

— Поверь, мне очень стыдно за то, что не проводил тебя тогда домой, — начал почему-то оправдываться перед ирландкой Сьюбери. — Меня ждал милорд. Но клянусь, мой несравненный гладиатор, что привез тебя сюда не для утех его сиятельства!

Джек вздрогнул. Остатки алкогольных паров тут же выветрились из его головы.

— Гладиатор?

Сьюбери с трудом оторвал взгляд от девушки, и Джек готов был поклясться в том, что раньше посчитал бы абсурдом: оказывается, черный великан мог краснеть!

— Я очень виноват перед вами, милорд, — тяжело вздохнул Сьюбери, глядя куда-то вдаль. — Виноват в том, что позволил себе непростительный поступок.

— А именно?

— Я вернулся в «Линкольн инп филд» и всю неделю после вашего отъезда из Лондона проводил вечера в тамошнем театре. Трижды был свидетелем, как эта очаровательная девушка одерживала победы над всеми своими противницами — огромными и свирепыми проститутками.

— Только не пытайся меня уверить, что воспылал такой любовью к этому Геркулесу в юбке, что уговорил ее бежать с тобой.

Голос Дарлингтона был насквозь пропитан ядовитейшим сарказмом.

— О, нет, милорд! Для меня было огромным счастьем предложить ей работу после поражения.

— Ты хочешь сказать, что она проиграла бой? Джек тут же вспомнил о двадцати тысячах фунтов, которые он потерял благодаря ее прошлой победе. И с сожалением подумал: почему бы этой девице не проиграть тогда?!

— Ничего подобного! — воскликнула ирландка. — Я не проиграла бой. Наоборот, выиграла. За что и была выброшена на улицу. Хозяин велел мне проиграть. А я не послушалась. Вот он меня и выгнал!

— Вот оно что! — пробурчал Джек, хотя ровным счетом ничего не понял.

— Она сильнее всех! — с гордостью заявил Сьюбери. — А сильные не могут проигрывать по чьему-то приказу. Я сказал ей: «Мой хозяин сможет найти тебе другую работу. Поедем к нему!» И вот мы здесь.

Прежде чем ответить, виконт поднес к губам бутылку с коньяком и сделал большой глоток.

— Поскольку ты сделал это без моего разрешения, то сам и ищи ей работу. Надеюсь, поиски окажутся успешными. Но без моей помощи и без всяких ссылок на меня во время переговоров.

Девушка бросила на Дарлингтона обвиняющий взгляд. Но Джек был достаточно наслышан об ирландском самолюбии и гордости, поэтому не придал этому особого значения.

Она обернулась к Сьюбери:

— Извини, что я назвала тебя зверем. Наверное, потому, что ты черный.

— Ты уверена?

Сьюбери демонстративно поднес руку к глазам и несколько секунд внимательно ее рассматривал.

— А ведь верно — черный! — совершенно серьезно ответил он, но тут же не выдержал и рассмеялся.

— Рехнулся! — захихикала девушка. — Вот балбес! Сьюбери нахмурился:

— Разве это плохо, быть черным?

— Не так плохо, как могло бы быть! — снова прохихикала ирландка.

Красивое, обрамленное бородой лицо Сьюбери с крупными чертами расцвело доброй улыбкой. Дарлингтон взглянул на слугу, и его без того плохое настроение окончательно испортилось. Сьюбери и его подружка, казалось, совсем забыли о существовании виконта. Взгляд Джека скользнул по лицу девушки, прижавшейся к огромной руке могучего черного великана.

Черт побери! Неужели эта девчонка успела соблазнить его верного слугу?

— Вы снова выиграли, милорд! — В знойном голосе Гвендолин Каррингтон чувствовалось растущее раздражение. — Это означает, что мой долг вам возрос до пятидесяти соверенов.

Она откинулась на обитые шелком подушки кушетки, служившей им карточным столом.

Не стесненную корсетом стройную фигуру молодой женщины мягко облегало тонкое шелковое платье цвета каштана, подчеркивающее каждый изгиб ее молодою тела. Взгляд Гвендолин, одновременно чувственный и практичный, выдавал в ней любовницу. Она и была таковой. Любовницей графа Лавлейса.

— Может быть, мне уже пора подумать о том, как расплатиться с вами, лорд Рэндольф? — проворковала Гвендолин.

Рандольф же только снисходительно улыбнулся и сказал:

— Не сыграть ли нам еще партию? Как знать, вдруг на этот раз удача вам улыбнется?

Он потянулся к лежащей на столе колоде нарисованных от руки французских карт.

Равнодушный ответ любовника стал еще одним ударом по и Без того ущемленной гордости Гвендолин. Лорд Рэндольф за последний месяц провел с ней всего три ночи, а затем и вовсе потерял интерес к их любовным играм. Он настолько упорно сопротивлялся ее ласкам, что Гвендолин начала беспокоишься, не завел ли Рэн себе еще кого-нибудь. Нет, сегодня Гвендолин должна сделать все возможное, чтобы вновь уложить его в постель и заставить почувствовать всю сладость ее жарких объятий

— Вы не находите, что в комнате стало душновато? — спросила она. — Наверное, огонь в камине слишком разгорелся.