Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам кажется, что одной из наиболее подходящих областей явилась бы территория Крыма, которая в наибольшей степени соответствует требованиям как в отношении вместительности для переселения, так и вследствие имеющегося успешного опыта в развитии там еврейских национальных районов»[26].
Соблазняя лидеров СССР «лёгкостью» решения проблемы создания 17-й советской республики, Михоэлс писал, что в этом существенную помощь оказали бы еврейские народные массы всех стран мира, где бы они ни находились.
Молотов весьма благожелательно отнёсся к инициативе Михоэлса и К°. Сталину идея о создании на юге страны анклава из космополитических масс еврейского населения очень и очень не понравилась. На одном из пленумов ЦК КПСС он говорил по этому поводу:
– Молотов – преданный нашему делу человек. Позови – и, я не сомневаюсь, он не колеблясь отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Чего стоит предложение Молотова передать Крым евреям! Это грубая политическая ошибка товарища Молотова. На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым.
Конечно, Сталин немного лукавил, говоря о том, что у Молотова не было оснований на «такое предложение». Были. Вот что говорил по этому поводу ас советской разведки Павел Судоплатов:
– Сразу же после образования Еврейского антифашистского комитета советская разведка решила использовать связи еврейской интеллигенции для выяснения возможностей получить дополнительную экономическую помощь в борьбе с фашистской Германией через сионистские круги. С этой целью Михоэлсу и Феферу, нашему проверенному агенту, было поручено прозондировать реакцию сионистских организаций на создание еврейской республики в Крыму.
Тихой сапой завладеть таким лакомым кусочком! Кто же от этого откажется? По замечанию Судоплатова, «задача специального разведывательного зондажа была успешно выполнена». На этом бы и успокоиться председателю ЕАК, но его, что называется, понесло – подай еврейскую ССР в Крыму, да и только!
Пришлось принимать превентивные меры: были закрыты еврейская газета и Еврейский театр, распущен Еврейский антифашистский комитет, началась борьба с «безродными космополитами», под которыми подозревались в основном евреи. Словом, Михоэлс был провидчески прав в своей горькой интуиции:
– Это начало конца!
Умным человеком был великий еврейский трагик.
Сила слова. В дни прощания с вождём (март 1953 года) писателю М. И. Рудерману страшно повезло: кто-то из друзей отказал ему диван, который надо было забрать немедленно.
Это была удача. Михаил Исаакович погрузил диван на тележку и повёз.
Составленный Рудерманом маршрут проходил через Пушкинскую площадь, которая уже была заполнена народом, рвавшимся взглянуть последний раз на усопшего правителя. Когда Михаил Исаакович попытался вступить со своим непомерным грузом на площадь, его остановил первый же милиционер, ошарашенный наглостью очкарика, возмутившего своим вторжением всю площадь.
– Ты куда прёшь с таратайкой своей? – закричал он. – Пошёл вон! Убирайся отсюда.
Озадаченный волокушник смиренно представился:
– Товарищ капитан, я писатель Рудерман…
– Ты пьян! – в рифму ответил милиционер.
– Нет, товарищ капитан, я нисколечко не пьян.
– Вон отсюда, к еб… матери, – рассвирепел блюститель порядка.
– Но, товарищ капитан, я писатель Рудерман, я купил себе диван и нисколечко не пьян.
Тут уже милиционер понял, что перед ним не только писатель, но и поэт. Под смешки не к месту развеселившийся публики он очистил проход через площадь и выпроводил с неё не в меру радетельного хозяина, которому было нипочём всенародное горе.
Поверил миру об этом анекдотическом случае писатель Юлий Крелин, а подтвердила его достоверность поэтесса Маргарита Алигер, бывшая в тесной связи с творческой элитой. «Несчастный человек», – отозвалась она о Рудермане, познавшем в своё время почёт и славу.
Своё восхождение на писательский олимп Михаил Исаакович начинал со стихотворных произведений для детей: «Петрушка беспризорный», «Субботник», «На крейсере», «Путешествие за облака». Все они были написаны в первой половине 30-х годов. Тогда же вышли сборники его стихотворений «Эстафета» и «Звёздный пробег», повесть о А. Полежаеве «Штрафная жизнь».
Широкую известность принесло Рудерману стихотворение «Тачанка» (1935). Композитор К. Я. Листов написал на её слова музыку, и в предвоенные годы песня приобрела всенародную известность. Её распевала молодёжь, её часто передавали по всесоюзному радио, она постоянно звучала на концертах. С каждого исполнения «Тачанки» Михаил Исаакович получал гонорар и жил припеваючи. Но после окончания Отечественной войны потребность во взбадривании народа поутихла, и Михаил Исаакович оказался на мели.
Сладкая жизнь кончилась. Всё как-то сразу оказалось в прошлом: участие в создании Союза писателей СССР, участие в работе его Правления, встречи на равных с «китами» литературы, торжественные заседания с избранием в президиум. Всё разом (и казалось, навсегда) кануло в Лету.
Порвались былые связи, исчезло былое подобострастие обслуги Центрального дома писателей. Был даже такой случай. Зашёл как-то Михаил Исаакович побриться. Парикмахер Моисей намылил ему щёки, обрил одну и взялся за другую. Тут вошёл в помещение A. A. Фадеев. Парикмахер, поспешно положив бритву на стол, кинулся к нему:
– Александр Александрович, садитесь, пожалуйста! – и показал на кресло, в котором пребывал Рудерман.
– Но там же человек! – буквально вскричал председатель Союза писателей.
– Где человек? Не вижу человека! – развёл руками Моисей.
…К счастью для Михаила Исааковича, он сумел вернуться на временно заброшенную стезю – в годы, последовавшие за смертью Сталина, написал ещё ряд стихотворных произведений для детей: «Здесь будет вода», «В Москве весна», «Дедушкина тачанка», «Северный май». В 1966 году вышел сборник его стихов «Ты лети с дороги, птица».
Сюрприз. Более сорока лет литературный критик Лазарь Лазарев проработал в журнале «Вопросы литературы», в последние годы был его главным редактором. Естественно, что на обилие знакомств он не жаловался.
Однажды ужинал с женой и однокурсницей по университету в ресторане «Арагви». Сидели в отдельном кабинете, и в какой-то момент Лазарев обратил внимание на то, что официант очень уж пялится на его знакомую. Это повторялось при каждом его появлении в кабинете, а делал он это неоправданно часто.
Заметили это и женщины, что вызвало атмосферу некоторой напряжённости. Почувствовав это, официант обратился к гостье супругов:
– Простите меня, вы ведь учились после войны в университете? Вы были такой красавицей, – и отвечая на вопрошающие взгляды клиентов, пояснил: – Я тогда был «топтуном» у американского посольства. Я вас часто видел,