– Благодаря твоей доброте, – ответил я, заливаясь горючими слезами, а равно и доброте всех тех Учителей, которые приходят в этот Сад, чтобы показать мне, что истинный источник всей нашей боли – это та боль, что мы доставляем другим.

– А почему нам пришлось показывать тебе это? Почему пришлось рассказывать и расписывать, рассуждая вместе с тобой, заставляя тебя обдумывать сказанное, добиваясь твоего полного понимания? Разве нельзя было попросту взять все, что нам известно, да и запихать тебе в ум при помощи какого-нибудь колдовства, вместо того чтобы тратить эти часы на затянувшиеся дискуссии, уговоры и размышления?

– Нет, думаю, нельзя.

– Это почему?

– Если вы меня любите, то давно бы уже так сделали и мне незачем было бы приходить в Сад, я бы уже и так все знал только потому, что вы этого хотите.

– А ты что, думаешь, мы сами понимаем просто потому, что понимаем? Или ты все-таки думаешь, что когда-то давным-давно, в незапамятные времена, я был совсем как ты, ничего не знал о Пути, и только потом меня посетила благодать и я встретился с духовными наставниками?

– Скорее всего, когда-то ты был в точности таким же, как я. А потом встретил духовных наставников, дошел до понимания их учений, и так вот в конце концов достиг конечной цели Пути.

– Вот мы и добрались до сути. Прошу тебя представить некий мир, в котором нет ни одного духовного наставника. Представь этот Сад в виде пустой темной чащи, куда не пробивается тот свет знаний, который ты не раз встречал здесь с той ночи, когда она явила тебе свою доброту, разрешив войти в это святилище.

Мне было не вынести этого зрелища, и я в ужасе замотал головой, пока он не привел меня в чувство, снова хорошенько встряхнув.

– А теперь вопрос: что является самым лучшим, а на самом деле единственным способом помочь твоей матери? Может быть, ты собираешься поднести ей дом, в котором она сможет остаться, или удобную кровать, или кусок хлеба, пару яблок? Ты думаешь, это поможет ей там, где она сейчас? Ты думаешь, ей это надо? Разве ты не знаешь, что, пока она пребывала в этом не лучшем из миров, у нее был свой дом, и спала она в кровати и съела за свою жизнь причитающуюся ей гору хлеба и фруктов? Прекрасно знаешь. Но разве все это помогло остановить рак?

– Нет, нет… – всхлипывал я.

– Так что же ты пошлешь ей вместе с белым лучом из своего сердца?

– Я пошлю ей свет, фонарь, особенный такой фонарь, который приведет ее туда, где нет страдания, светильник понимания тех самых вещей, которым ты меня научил.

– А кто может быть ее светильником? Кто действительно может полностью научить ее Пути от начала до конца? Кто видит все ее прошлое, все будущее и весь ее ум? Кто точно знает, в каком знании она нуждается, по каким ступеням ее провести?

– Только Просветленный, – выпалил я.

– А что создает Просветленного? – спросил Мастер Асанга.

– То же, что создает все вещи: деяния ума, деяния речи и деяния тела, – правда, чтобы создать Просветленного, все эти деяния должны быть совершенно чистыми, они должны сеять в уме такие кармические зерна-отпечатки, которые заставят нас видеть, как мы становимся Просветленными, – быстро ответил я.

– А какая же медитация, – продолжал вопрошать он, – лучше всего подходит для засевания таких отпечатков?

– Мне не приходит на ум ничего более полного и совершенного, чем та медитация, которой ты меня только что научил, – ответил я, внутренне успокаиваясь, – потому что это и есть сам Путь к состраданию – состраданию, которое любит других, как мы любим себя, да нет, даже больше и сильнее, чем мы любим себя.

– А теперь скажи мне, – сказал наставник, отпуская мои плечи и спокойно глядя на меня. – Вот ты можешь просто силой медитации избавить свою мать от страдания, забрав его себе, и утолить каждое ее желание, ее высшие желания – даровать ей совершенное счастье и райское блаженство?

– Если такая медитация превратит меня самого в Просветленного и даст мне возможность прийти к ней и в совершенстве научить ее Пути, то да, – ответил я, внезапно задрожав от радости, – конечно, да, несомненно.

– Тогда посылай ей белый свет, – сказал Мастер Асанга, поднимаясь со скамейки, – посылай ей свой фонарь, будь этим фонарем.

Посылай воду тем, кто жаждет, стань для них сосудом с водой. Пошли товарища тому, кто нуждается в опоре, стань этим товарищем. Будь возлюбленным для всех, кто одинок, и ребенком для всех бездетных, работой для всех безработных, стань деревом с густой кроной для тех, кто ищет тень и прохладу в жаркий день, будь розой для тех, кто тоскует по красоте, – короче, будь всем желанным для всех людей, чтобы даровать им все счастье, которое только возможно. Посылай все это вместе с белым светом на выдохе.

Наше дыхание находится в гармонии с тонким телом, оно изменяется, отражая здоровье или недуг нашего тонкого тела. Но и тонкое тело, в свою очередь, находится под влиянием дыхания, и, по мере того как ум очищается, дыхание вместе с тонким телом сливаются в единое целое. И то, что дыхание твое несет в себе свет, подействует на тебя… Нет, пожалуй, я пока не могу тебе всего этого рассказать.

Посвяти себя практике «принятия и дарования». Тебе обязательно откроется истинное сострадание, но ты должен продолжать практиковать.

Шепни себе среди суеты рабочего дня: «Отдавать и принимать» – пусть эта фраза вертится у тебя в голове, пусть она будет у тебя на устах, пусть она будет как само дыхание. Ты можешь заниматься этой практикой где угодно: на рынке, во время еды, во время работы, в кровати перед сном.

И она приведет тебя – уж поверь мне – в твой рай, в твой собственный Сад, куда ты должен сперва попасть сам, если надеешься найти свою любимую матушку и помочь ей.

Ну а теперь, сынок, – он наклонился и что-то протянул мне. – Доел бы ты уже пышки, ведь я так старался!

Встреча с Мастером Асангой, наверное, более всех остальных встреч повлияла на мою повседневную жизнь. К моему удивлению, обнаружилось, что до сей поры я проявлял совсем мало интереса к текущим страданиям, которые вынужден был испытывать и которые легко мог предсказать на несколько дней вперед, но еще меньше – к тем неизбежным мукам, которые сопровождают тяжелые болезни, немощную старость и саму смерть. Иными словами, практика избавления самого себя от грядущих несчастий показала мне, какая же все-таки большая часть моей жизни была прожита в отказе взглянуть в глаза этой самой неизбежности. Похоже, я и окружающие меня люди выработали изощренные внутренние механизмы, позволяющие полностью блокировать любую озабоченность по поводу столь очевидной тщетности большинства наших повседневных занятий.

Когда я почувствовал себя готовым, то стал брать на себя незначительные страдания близких мне людей, и сразу ко мне пришло еще одно осознание: насколько же мало истинного интереса я раньше проявлял к их горестям, да что там мало – почти никакого. Правда, матушка еще в детстве познакомила меня с правилами приличия, и мне было известно, что у нас в разговоре принято вежливо поинтересоваться здоровьем и благополучием собеседника и его ближайших родственников. Но, задавая такой вопрос, мы не очень-то хотим услышать подробный ответ на него, особенно от пожилых людей, когда, обрадовавшись случаю поговорить, они нередко вываливают на нас такое множество подробностей о своих болячках, передрягах, успехах и неудачах внуков и правнуков, которые нам не хочется ни знать, ни даже слышать. Впрочем, большинство из нас давно уже выработало способ ведения подобных бесед: слушать не слушая, пропускать мимо ушей старческие сетования и поддакивать в нужных местах разговора. Думаю, что наше невнимание к таким темам объясняется тем, что сами-то мы здоровы, да и наши близкие вроде бы как тоже, а то, что пожилые люди ворчат и жалуются на радикулит и все такое, – так это всегда так было, так уж им положено.