Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал,обращаясь к Алпатычу:

— Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежелидесятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить иехать в Лысые Горы.

— Я, князь, только потому говорю, — сказал Берг, узнав князяАндрея, — что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точноисполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, — в чем-то оправдывался Берг.

Что-то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черныеклубы дыма повалили из-под крыши. Еще страшно затрещало что-то в огне, изавалилось что-то огромное.

— Урруру! — вторя завалившемуся потолку амбара, из которогонесло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло иосветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.

Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:

— Важно! пошла драть! Ребята, важно!..

— Это сам хозяин, — послышались голоса.

— Так, так, — сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, —все передай, как я тебе говорил. — И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшемуподле него, тронул лошадь и поехал в переулок.

От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шелвслед за ними. 10-го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил побольшой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стоялиболее трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняясолнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато-красную мглу.Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали ивысыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма посожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса,была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже иночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочнойпыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало,начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота пощиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этойпесочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облакомнад войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкиелюдям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, темвыше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, незакрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялосьбольшим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере.Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось кколодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.

Князь Андрей командовал полком, и устройство полка,благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занималиего. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новоечувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь былпредан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков сними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр икроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьмисовершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и пониматьего прошедшего; но как только он сталкивался с кем-нибудь из своих прежних, изштабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен.Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому онстарался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым иисполнять свой долг.

Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князюАндрею — особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям,можно и должно было защищать) 6-го августа, и после того, как отец, больной,должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные иим населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей могдумать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете — о своемполку. 10-го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с ЛысымиГорами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын исестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах,он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должензаехать в Лысые Горы.

Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом вотцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимопруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскалисвое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванныйплотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрейподъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь былаотперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскомупарку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья вкадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса-садовника.Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовыйрезной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик(князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленойскамеечке.

Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел налавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешенолычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.

Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом садубыли срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом междурозанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовыймальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.

Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сиделдома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу,застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря,заплакал, целуя князя Андрея в коленку.

Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и сталдокладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено вБогучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой,необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят искошен — войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малаячасть остается.

Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец исестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, чтоспрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опятьраспространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.