— Чего тебе нужно? — спросил я, задыхаясь. Непроизвольно попятился, но на том месте, где только что был проход, оказалась стена. Досадная неожиданность… Я оказался в ловушке наедине с чужепланетной бестией.

Стараясь не дышать густым зловонием, от которого вышибало слезы и резало в глотке, я предпринял последнюю попытку уйти — вдоль стены на противоположную сторону зала. Буду бегать по кругу, пока хватит сил…

Но ноги неожиданно отказались слушаться. Колени подогнулись. Вес тела, который на этой планете я давно перестал брать в расчет, одномоментно обернулся непосильной ношей. Я прижался лопатками к стене, сполз на пол. Грузно сел, вжал голову в плечи и обреченно посмотрел вверх…

Глаза застилали горячие слезы. Сквозь поволоку я увидел, что Мустафа возвышается надо мной — темное и вонючее, злобное чудовище из кошмарного сна.

— Чего тебе нужно? — снова прохрипел я, тратя остаток сил на бессмысленный вопрос. Вряд ли тварь снизойдет до беседы, едва ли она вообще понимает язык людей. Я же здесь, в крипте, что та мелкая рыбешка, которую лавочники бросают живой на потеху своим разъевшимся котофеям.

«Полы» «шубы» разошлись. Из шевелящейся глубины вылезли две хрупкие трехпалые лапки, покрытые прозрачной кожицей. Лапки вцепились в плешивый «ворот», задрожали от напряжения, вытягивая наружу тщедушное тельце. Уродец выбрался «хозяину» на плечо: отчасти он походил на низшего примата, но весьма… весьма отчасти.

Не успел я понять, что оно такое — низвергнутый эмбрион, симбионт или же один из независимых внутренних органов, — как существо свалилось мне на голову.

Вот те на!

Внутри него что-то булькнуло, что-то хлюпнуло. Я бы не удивился, если бы эта немощь растеклась, как разбитое яйцо. Но нет — существо вцепилось лапками в остатки моих волос, повисло возле правого уха, флегматично побалтывая сегментным хвостом перед моими выпученными глазами. От тельца шло ощутимое тепло и — будь я проклят — мерзкое, постыдное тепло действовало словно внутривенная доза успокоительного. Я захотел смахнуть розовокожую дрянь на пол, но не смог поднять рук выше груди. Я собрался стряхнуть ее, мотнув головой, но не тут-то было — мерзость цеплялась за волосы не слабее заправского паразита.

Между пальцев одной из лапок натянулась тончайшая мембрана, превратив конечность в подобие зонтика.

И кожистый зонтик застыл прямо перед моим правым глазом. В сетчатке тут же закололо, окружающий мир стал стремительно заполняться серо-желтой мглой. Я поначалу силился отвернуться, но вскоре пришлось сдаться. Силы покидали меня; с какой-то отрешенностью я понял, что больше ничего не вижу и не могу пошевелить даже мизинцем.

«Хозяин» заухал.

Смеется? Едва ли… Торжествует? Быть может… Сожалеет? Куда уж там…

Значит, все-таки… разговор. Или какой иной акт вербального общения.

Но если так, то каким образом, дьявол побери?..

Для меня в уханье Мустафы — смысла не больше, чем в звуках, издаваемых трюмной помпой. А жалкий уродец, висящий на волосах, тем временем прижался к щеке теплым склизким брюшком. Он чувствовал себя как дома. Я скривил губы, опасаясь, как бы существо не влезло в рот задней лапой. Радуйся, гаденыш, что я пошевелиться не могу! Иначе быть бы тебе размазанным по полу тонким слоем!

Неожиданно я понял, что разговор между мной и «хозяином» уже происходит.

Это случилось вдруг, я даже не сообразил, что к чему. Словно включился беспроводный телеграф, объединивший наши сознания. Через устье открывшегося канала было не пропихнуться эпистолярной прозе, слишком уж узким оказалось оно. Но короткие, рубленые мыслеобразы устремились в обоих направлениях — от Мустафы ко мне и в обратную сторону. И были они невероятно ярки и разнообразны. Лохматая бестия, ухая, принялась выкачивать из моих извилин все, что ее интересовало.

«Хозяин» стал мной, и он просто вспоминал. Вспоминал, кто я, откуда, зачем здесь объявился и какую опасность могу представлять для его богомерзкого племени…

А я, недолго думая, начал тянуть из Мустафы то, что было нужно мне.

…Первичная жижа бурлит, взволнованная приливом четырех щербатых лун. Мне не понять: день ли сейчас или ночь. По крайней мере, солнца не вижу. Все вокруг серое: серые волны, серые скалы, торчащие из бурлящей бездны, серое небо и даже луны серо-серебристые. А пятна на них — черные-черные, как чернильные кляксы.

Если погрузиться в первичную жижу, уйти с головой, то окажешься в мире неподвижном и безмятежном… впрочем, головы у меня нет… или это тела нет, а вместо него — одна голова. Я плыву, раскрыв лепестки челюстей, к манящему зеленоватым свечением облаку криля…

Я — всего лишь часть от целого. Личинка, которой в будущем суждено стать вместилищем сознания…

Разум «шубы» был для меня что капля воды под микроскопом. Сумрачный нечеткий мир, заполненный тенями и полутенями, аквариум, кишащий прожорливыми порождениями хаоса.

«Шуба» не сразу поняла, что лишенная воли, парализованная жертва… смеет копаться в мыслях «хозяина». Не заметить это было невозможно, а вот поверить… Да-да, я сам изумился такой способности, а Мустафа вовсе оказался редким тугодумом. Когда же он наконец осознал, что и я могу вспоминать за него (мемуары бестии, надо заметить, не доставили мне ни секунды удовольствия), то пришел в столь дикий ужас, что едва не рассыпался на составные части. Мой миокард тоже чуть не лопнул по швам, ведь в тот момент мы с Мустафой чувствовали и мыслили почти одинаково, поэтому в какой-то мере оказались в похожем плачевном положении.

Мустафайка запаниковал. Да и как ему было не паниковать? Ведь сейчас в этом подземном зале, построенном много тысячелетий назад древними повелителями красной планеты, проклятая раса «шуб» впервые столкнулась с существом равным по интеллекту или даже находящимся на более высокой ступени развития. Мустафа был раздавлен и унижен. Он боялся (да, боялся) меня и раньше — до того, как нашим сознаниям довелось слиться воедино. Он видел, какой винегрет я сделал из «непобедимой» живой машины; он видел, как легко я одолел могучих союзников — двух воинов безликой расы с непроизносимым человеческим языком названием. Он все видел и поэтому страшился встречаться со мной тет-а-тет, в сумраке крипты. Но он решился: вооруженные винтовками призраки ночных пустошей представляли слишком серьезную угрозу для лохматой и «червелицей» братии, а также для их общего дела. Врага требовалось узнать ближе. И сделать это было необходимо во что бы то ни стало.

…Пуля, летящая быстрее звука, пуля, утратившая в Ржавом мире половину своего веса, но сохранившая массу до миллиграмма. Пуля пробивает листовую броню боевого механизма (та предназначена противостоять совершенно иному оружию, принцип его действия мне неясен… что-то связанное с излучениями высокой энергии) и крушит хрупкие металлические органы. Точнейшую механику и электрическое оборудование превращает в хлам… один цельнометаллический цилиндр. Одна пуля…