Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эрилин? Ты? — тут же бдительно донеслось из столовой. — Завтракать!
Я улыбнулась, стащила шляпку и пальто и отправилась на умопомрачительный запах свежих булочек с изюмом — по странному стечению обстоятельств в ванную из герцогской постели я перебралась, а вот до столовой добраться уже не успела и теперь была зверски голодна.
Чмокнув в макушку папеньку с газетой, в щеку маменьку в чепце, я взлохматила волосы Грею под возмущенный вопль и, довольная собой, плюхнулась на свободный стул.
— Грация, дорогая, где твоя грация! — Виконтесса закатила глаза.
— Там же, где ее восемнадцать лет, — буркнул себе под нос Грей, пытаясь поправить прическу в отражении металлического бока масленки.
Я пожалела, что булочка слишком вкусная, чтобы кидаться ею во всяких растерявших последний страх офицеров, но от души пнула под столом по начищенному до блеска сапогу, надеясь, что оставила пыльное пятно.
— Грей! Манеры! — строго одернула маменька.
— Она первая начала!
Отец приспустил газете посмотрел на нас поверх нее и очков и снова спрятался за сероватыми листами. Судя по этому короткому взгляду, он как говорил себе лет пятнадцать назад, что однажды дети повзрослеют и в этом доме наконец наступит покой и порядок, так и продолжает твердить, как волшебную мантру.
— Как на работе, Эрилин, все в порядке? — поинтересовался он, закончив чтение, сложив газету и пристроив ее по левую руку от себя, рядом со мной.
— Ну, если не считать того, что маньяк так и разгуливает по улицам Карванона, выискивая новую жертву, можно сказать, все в порядке! — улыбнулась я, и маменька оскорбленно поджала губы — подобную тему для семейной беседы за завтраком она считала вопиюще неподходящей.
— Ясно… — Отец как-то отстраненно кивнул, будто размышляя о чем-то о своем, и задумчиво побарабанил пальцами по бумаге.
Я бросила на газету непроизвольный взгляд. Светская хроника — смерти, помолвки, любимая страница престарелых сплетниц. Против воли я зацепилась за отличающийся от остального витиеватый шрифт в красивой ажурной рамке. Зацепилась. Прочитала. Прочитала еще раз. И почувствовала, что теряю возможность дышать, будто мне враз перетянули корсет.
Герцог Тайринский… и леди… Алиссон Арундел.
Помолвлены.
Вычурные строчки плыли перед глазами, сердце стучало в висках, а вдохнуть так и не получалось.
— Эрилин? Дорогая, с тобой все в порядке?
Я вздрогнула, воздух все-таки ворвался в легкие, кислород ударил в мозг, я очнулась, вскинула взгляд на мать.
— Что?
— Ты как-то резко побледнела. — Виконтесса смотрела на меня одновременно с беспокойством и недовольством. — Такой цвет лица никуда не годится. Ты хорошо покушала, иди-ка вздремни, граф Грайнем и баронесса Голденфайр с дочерью и ее супругом все равно прибудут не раньше чем через три часа.
Сознание уловило только спасительное разрешение сбежать, скрыться, и я послушно поднялась и направилась в свою комнату, чувствуя себя какой-то механической куклой на последних витках завода.
— Милая моя, ну почему вам нужно было устраивать все это именно сегодня! — словно сквозь вату долетел до меня раздраженный голос отца.
Ступеньки поскрипывали под тяжелыми шагами, я цеплялась за полированное дерево перил, будто не по лестнице поднималась, а покоряла горную вершину.
— Чтобы вы знали, дорогой мой виконт, я специально выбрала неделю, когда у Эрилин нет дежурства! Откуда мне было знать, что оно появится? Я столько всего делаю для этой семьи, и хоть бы кто оценил! Сплошная черная неблагодарность и никакого, никакого понимания! Марианна!..
Дверь комнаты закрылась за моей спиной, я провернула ключ в замке и прислонилась к ней затылком, закрывая глаза.
Перед ними тут же встал витиеватый шрифт. Ажурная рамочка. Герцог Тайринский и леди Алиссон Арундел.
Я с силой потерла лицо, отгоняя навязчивое видение, и помассировала виски.
Почему?
Почему он мне не сказал?..
Мысль билась в голове, вытеснив все иные.
Почему?
Сквозь глухое отчаяние и боль в сердце, будто даже физически ощутимую, пробивалась злость.
Как он мог так со мной поступить?
Нет, не заключить помолвку. Видит бог, это больно, но он имел на это право. Но почему он мне не сказал? Не посчитал нужным? Не посчитал важным? Забыл, прости господи?!
Из груди вырвался нервный, истерический смешок.
Я отошла от двери и принялась стаскивать с себя одежду практически так же яростно, как это делал вчера Кьер. И от воспоминания к горлу подкатил ком, а глаза защипало. Часто моргая, я содрала с себя корсет и, оставшись в одном белье, смогла наконец-то вдохнуть.
Только воздуха все равно почему-то не хватало.
Почему? За что со мной — так?
Или он думал, что его помолвка ничего не меняет? Какое дело любовнице до его семейной жизни? Всех перемен — домой водить больше не получится. Ну да ничего, герцог снимет домик, ему не в тягость. А там, глядишь, супруга, может, и возражать-то не будет! Вспомнить вон хоть герцога Дефортширского и его «любовь на троих» сто лет назад. Перееду в особняк, буду жить припеваючи!
Умом я понимала, что это не так. Кьер бы так не поступил. Он уважал меня, с самого начала наших отношений уважал. Я это знала. Но не находила ответа на вопрос «Почему?». И злилась. И нарочно себя накручивала, чтобы злиться. Чтобы мерить шагами комнату и кипеть раздражением, гневом, яростью. Чтобы возненавидеть его.
Чтобы только не думать о том, что минувшая ночь — жаркая, страстная, полная любви и нежности ночь — была последней.
А я даже об этом не знала.
У меня даже это отняли — возможность попрощаться, отпустить, как-то осознать. Что все в последний раз. Поцелуи, шепот, смешинки в черных глазах, вкус вина и горячих губ, низкий голос, от которого по позвоночнику пробегает дрожь, касания, взгляды, улыбки, острое, ослепительное наслаждение, зависимость и осознание собственной маленькой власти. Все в последний раз.
И все теперь отравлено этой несказанностью.
Как я смогу ее пережить? Как я смогу ходить на работу каждый день и натыкаться на него в коридорах? Как?
Господи, Эрилин, что ты наделала?..
Я села на кровать, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.
— Нет, маменька, жонкилевый[3] — это прошлый век! Королева может себе позволить подобную экстравагантность, но не скромная девушка нашего круга. Все же блондовый[4] в этом отношении куда выигрышнее, с ним никогда не ошибешься. А вы как считаете, леди Эрилин?