— Но я не знаю, что ты задумал. Ты ведь что-то предпринял? Как-то обезопасил себя?

Джеймс кивнул:

— Похороны евреев с Джудекки организовал дож. Но повязать вас и избавиться от меня прямо в погребальных гондолах было бы непросто. А на Греховном кладбище, куда мы направлялись, меня ждали верные люди.

— Верные? — недоверчиво хмыкнул Бурцев. В свете всего услышанного истинная верность в Венецианской республике казались чем-то уж очень нереальным.

— Да, верные! — отозвался Джеймс. — Я хоть и незнатный наемный убийца, но, в отличие от дожа, не обманываю помощников. Для меня это непозволительная роскошь. И мои люди прекрасно все понимают. К тому же часть денег дожа — и часть приличная — бралась в расчете на них. Брави не должен быть слишком скупым, если не хочет, чтобы жизнь его оказалась слишком короткой.

— Разумно, но тебя все равно переиграли.

— Переиграли, — согласился Джеймс. — У синьора Типоло везде есть глаза и уши, так что я не удивлюсь, если ему стало известно о засаде на кладбище. Но, скорее всего, дож ничего не знает наверняка, а просто правильно просчитал мои действия. Потому и приказал гвардейцам встретить нас здесь. Наш синьор Типоло — старый хитрый лис. И очень-очень осторожный...

— Ну, ты, положим, тоже не лыком шит. Скажи честно, Джеймс, на кой все-таки тебе понадобились кладбищенская засада?

Брави перестал улыбаться:

— Я же только что объяснил...

— А я не верю. Сдается мне, ты сказал не всю правду, брави. Твоим верным людям, коль уж они у тебя имеются, проще было устроить засаду по пути к крепости Санта-Тринита — когда тебя вели к Бенедикту. А что? Кондотьер и двое гвардейцев — охрана небольшая. Напасть, перебить всех троих, освободить тебя, прихватить денежки синьора Типоло — и дело с концом. Это ведь безопасней. Если ты с самого начала догадывался о замыслах дожа, к чему вообще было рисковать и лезть в логово Хранителей Гроба?

Джеймс еще делал удивленное лицо, а под рукавом — у самой кисти уже топорщилась сталь.

— Ты сам хотел схватить нас, — Бурцев смотрел наемному убийце в глаза, — а после продать тому, кто подороже заплатит — синьору Типоло или Хранителям. Ты слишком любишь золото, брави, и ты с самого начала догадался, что мы очень, очень ценные пленники. Поэтому и только поэтому ты добровольно отправился в темницы Санта-Тринита!

— Ошибаешься. Меня не интересует золото.

— Перестань лгать, Джеймс, мать твою, Банд. И убери, пожалуйста, свой дырокол или как там его... кольтэлло... Я не собираюсь с тобой драться. Незачем уже. Я просто хочу понять — с нами ты теперь или нет? А для этого мне нужно знать все. Скажи прямо: хотел нас пленить или...

— Хотел, — спокойно признался Джеймс. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Но нож свой киллер все же затолкал подальше в рукав. — Только ни синьор Типоло, ни Хранители Гроба тут ни при чем.

— А кто? Кто при чем?! Хватит ходить вокруг да около! На кого работаешь, брави?

— Ты имеешь в виду...

— Чьи приказы выполняешь — вот что я имею в виду! Кому подчиняешься? На ко-го ра-бо-та-ешь?

— На папу.

— На кого? — настал черед Бурцева удивляться.

Он решительно ничего не понимал. Что еще за пахан такой?!

— На какого-такого папу? На чьего папу?

— На его святейшество Григория Девятого. Я послан в Венецию Папой Римским.

Бурцев аж рот разинул от изумления:

— Погоди-погоди! Хочешь сказать... Брави-глоткорез на службе у святого престола?

— А чему ты удивляешься, синьор Василий? Наш мир несовершенен. И не все проблемы в нем решаются посредством молитвы и проповеди.

— Ну да, при решении некоторых никак не обойтись без кольтэлло наемного убийцы, — хмыкнул Бурцев. — Короче, папа должен быть с кулаками, так?

— С кулаками? Вообще-то это не самый подходящий образ для его святейшества, но в целом мысль мою ты уловил правильно.

Да уж, Джеймс Банд, не прост ты, совсем не прост. Человечек с двойным дном — вот ты кто, брави!

— Ладно, предположим, я тебе верю. Но зачем папа послал тебя сюда?

— Сначала не сюда. Сначала в Палестину. Я отправился в путь, как только из Святых Земель начали доходить тревожные слухи о новом ордене, колдовством обращающем в бегство целые армии и не желающем подчиняться никому, даже не признающем власть святого Рима.

— Хранители Гроба? — посерьезнев, спросил Бурцев.

— Хранители Гроба, — эхом отозвался Джеймс.

— Значит, по поручению папы ты шпионил за ними?

— По поручению папы я собирал о них информацию.

Информации Джеймс Банд набрал немало. И теперь выкладывал все ровным бесстрастным голосом. Бурцев слушал брави, не перебивая, и лишь гадал, как вообще можно говорить о ТАКИХ вещах ТАК невозмутимо?

— Иерусалим пал за одну ночь, — сообщил киллер. — Сначала тевтонские рыцари, никогда ранее не представлявшие серьезной силы в Святой Земле, учинили резню в резиденции своих давних соперников тамплиеров. Потом к тевтонам примкнули другие — невиданные, неведомые — воины. Из Храмовой горы святого города вышли люди, говорящие на диковинном немецком, носящие странные одежды и владеющие громовым оружием, что не знает пощады. Затем на улицах появились колдовские боевые машины. Ни крестное знамение, ни заточенная сталь не могли их остановить.

Братья ордена Храма были рассеяны и перебиты. Та же участь постигла и иоаннитов-госпитальеров, пытавшихся остановить немцев, а уж потом... Потом тевтоны и их союзники, повелевавшие смертоносной магией, уничтожали всех, кто попадался на пути. Гибли воины-крестоносцы и мирные христианские паломники, гибли мусульмане и иудеи, гибли старики, женщины, дети. Лишь магистры Арман де Перигор и Гийом де Шатонеф с небольшими отрядами иерусалимских рыцарей смогли вырваться из города через Яффские и Сионские ворота.

Из оставшихся в окружении дольше всех сопротивлялась община Хранителей Святого Гроба византийских и греческих монахов, к которым примкнули русские паломники и большая часть православного населения Иерусалима. Греки заперлись в монастыре Святых Констанина и Елены, где под звуки молитв и псалмопений держали оборону, пока не были перебиты все до единого — от диакона до патриарха.

Очевидцы рассказывали, что в ту ночь было шумно и страшно, как никогда. Казалось, наступил конец света, и люди, запершиеся в домах, каялись и возносили молитвы кто Христу, кто Аллаху. Над городом разносились чудовищный рык, грохот и раскаты грома при ясном звездном небе. Вспыхивали отблески колдовского огня, полыхали пожары. А наутро уцелевших горожан выгнали на улицы — убирать трупы. Трупов было много...

Вечером того же дня — когда всюду еще витал запах гари, крови и смерти — немцы объявили, что Божьим провидением на защиту Гроба Господня и во установление Царствия Небесного на Святой Земле и за ее пределами ниспослано непобедимое воинство. Воинство это назвалось именем им же уничтоженной греческой монашеской общины. Так в Иерусалиме явился орден Хранителей Гроба. На башнях и стенах вместе с тевтонскими штандартами поднялись знамена изломанного креста — символа нового ордена...