Бурцев еще раз посмотрел вокруг. Окна и двери домов — закрыты. Вокруг — ни души. Напуганные стрельбой улочки замерли в тревожном ожидании. Только его дружинники бродили среди трупов — ребята подбирали венецианское оружие, да Ядвига хлопотала возле Збыслава. Здоровяк-литвин уже пришел в себя. Ощупывает шишку на затылке, что-то зло, невнятно цедит сквозь зубы. Ничего, жить будет. Такую черепушку рукоятью палаша не проломить.

— А что люди дожа, Джеймс? Кондотьер — вон он лежит, его молодчики разбежалась.

— Они вернутся... — заверил одноглазый убийца. — С новым предводителем вернутся, и довольно скоро.

— Думаешь? — Бурцев глянул в лицо, перетянутое мокрой черной повязкой.

— Уверен.

Кажется, брави знал, о чем говорит. Он вообще много чего знал, этот наемник. Только не особенно спешил делиться своими познаниями. До сих пор Бурцев вынужден был мириться с таким положением дел. Но теперь... нет, теперь этот номер не пройдет.

— Джеймс, а, похоже, тебя сегодня кинули по-крупному.

— Что? Кинули?

— Предали, говорю, тебя синьор Типоло и его гвардейцы. Отныне ты в одной гондоле с нами. Это во-первых. Во-вторых, ты мой должник. Если бы я не предупредил тебя, в твоей спине было бы сейчас две дыры размером с копейный наконечник.

— К чему ты клонишь? — Глаз Джезмонда Одноглазого чуть прищурился.

— Я хочу знать то, что известно тебе. Пришла пора объясниться до конца, Джеймс.

Брави медлил с ответом совсем недолго. Но заминка все же была очевидна.

— Ладно, давай объяснимся. Только быстро. Что именно тебя интересует?

— Почему люди дожа прибыли сюда с веревками? Почему начали вязать нас, даже не попытавшись договориться? Ты утверждал, будто мы нужны синьору Типоло как союзники. Но до сих пор я считал, что союзников встречают иначе. Или в Венеции так принято?

— Сознаюсь, я гм-м... несколько исказил факты. Чтобы не нервировать тебя и твоих друзей раньше времени. Дож, действительно, весьма заинтересован в союзе с любыми силами, которые представляют опасность для ордена Святой Марии и особенно — для Хранителей Гроба...

— Но?

— Но прежде чем вступить в контакт, синьор Типоло намерен досконально изучить потенциального союзника. Дож — разумный политик, он не любит неожиданностей и неопределенности. С отцом Бенедиктом и Хранителями Гроба синьор Типоло уже обжегся. Больше не желает.

— Ну и изучал бы себе на здоровье! Зачем вязать-то сразу?! Что, нельзя было просто побеседовать? Сели бы, выпили по бокальчику венецианского винца, как цивилизованные люди. Пообщались бы по душам. Задал бы твой синьор Типоло мучащие его вопросы, мы бы ответили...

— И вы бы сказали всю правду? Не будь наивным. Пленники под пытками расскажут больше, чем поведают по доброй воле гости и послы. А уж развязывать языки палачи синьора Типоло умеют не хуже пыточных мастеров отца Бенедикта.

— А вот один наш общий знакомый, — Бурцев указал взглядом на труп кондотьера, — говорил, будто дож больше не является полновластным хозяином своих тюрем.

— Это ложь, рассчитанная на тевтонов и Хранителей. От нижних этажей Поццы и до свинцовых крыш Пьомби любое слово синьора Типоло — закон.

— Что ж, охотно верю. Но если дож задумал бросить нас в свои застенки и подвергнуть пыткам, как после этого он намеревался заключать с нами же союз против немцев?

— Не с вами. На самом деле замысел был такой. Сначала вытянуть из вас информацию: кто и почему угрожает могущественным Хранителям Гроба в далеких Новгородских землях. А уже потом — имея на руках все козыри — вступать в переговоры с силой, которую вы представляете.

Бурцев невольно улыбнулся. Вот бы удивился дож-интриган, узнай, что никакой такой загадочной «силы» нет и в помине!

— Ваша же участь, увы, была предрешена заранее, — спокойно продолжал Джеймс. — Вы бы просто исчезли. Без следа. Ну, или, может быть, ваши тела всплыли бы в каком-нибудь из городских каналов. Тот, кто после этого пожелает выяснить правду, узнает, что вы находились в крепости Санта-Тринита — в плену у тевтонов и Хранителей Гроба. Тот же, кто станет копать глубже, выяснит, что вас у отца Бенедикта похитили «заговорщики» из Венецианского Сената. Те самые, что предварительно выкрали и кольцо дожа. А синьор Типоло окажется ни при чем.

— Хорошо, другой вопрос. Почему кондотьер изменил место встречи, не поставив тебя в известность? Почему мы так и не доплыли до Греховного кладбища? И почему, наконец, тебя самого хотели убить? Есть соображения на этот счет?

— О, да. Теперь есть. Моя смерть тоже была задумана с самого начала.

— Ты слишком много знал?

— Сверх всякой меры. По сути, я единственный человек во всей этой истории, не преданный с потрохами синьору Типоло. Я работал за деньги, а значит, за деньги мог бы выдать тайну дожа Хранителям Гроба.

Бурцев усмехнулся:

— Вообще-то, эта логика не лишена здравого смысла.

— Возможно. Но, наверное, дело не только в этом. Мой труп удобно предъявить в качестве доказательства.

— Доказательства чего?

— Что люди дожа напали на след заговорщиков и убийц отца Бенедикта и что синьор Типоло находится на стороне Хранителей Гроба. Меня бы опознала стража Санта-Тринита. Немцам объявили бы, что Джезмонд Одноглазый не пожелал сдаваться и при аресте погиб в схватке с городской стражей. Так что труп брави — хороший козырь в этой игре. Труп лишнего не скажет, но при этом скажет достаточно.

— Но кондотьер с перстнем дожа и двое его подручных? Их ведь немцы тоже запомнили. Наверняка запомнили!

— Их ждала бы участь тевтонского кнехта. Вряд ли синьор Типоло пощадил бы кондотьера и гвардейцев. Слишком опасно...

— И они не догадывались об этом?

— Все трое — преданные, тупые и жадные псы дожа. Псам обещали награду и надежное укрытие за пределами Венецианской республики — этого оказалось достаточно. Только вот синьор Типоло редко исполняет свои обещания.

— А ты? Ты доверял дожу?

Джеймс осклабился:

— Будь я столь доверчив, то погиб бы давным-давно. Доверчивые брави долго не живут.

Я настоял на том, чтобы половину причитающейся мне суммы выплатили сразу, а вторую взял с собой кондотьер для окончательной расплаты на кладбище. Мои условия приняли. Но в крепость Санта-Тринита меня доставили со всеми предосторожностями, как опасного пленника, чтобы... — Джеймс криво усмехнулся. — Чтобы у меня не возникло соблазна сбежать с деньгами дожа, не выполнив работы. Веревки на моих руках были намотаны особым способом — больше для виду, в рукаве лежал кольтэлло. Знаешь, есть такие потайные карманы-ножны, из которых оружие выпадает прямо в ладонь. Но с меня не спускали глаз. Всю дорогу я лопатками чувствовал острия копий. Кондотьер тоже не вкладывал в ножны свою чиавону[38]. Дож приказал убить меня при малейшей попытке к бегству. В общем, моя стража вела себя со мной так осторожно, что немцы не могли заподозрить подвоха. А кольцо дожа окончательно решило дело. Меня препроводили к Бенедикту. Дальнейшее ты знаешь.