Когда «эдельвейсы» пришли на земли карачаевцев, к их изумлению, местное население приветствовало их как старых добрых друзей. Командир дивизии Хуберт Ланц до этого не раз бывал на Кавказе. Он хорошо говорил по-русски, изучил некоторые диалекты горцев, прекрасно знал многие перевалы и охотничьи тропы. Обаятельный и щедрый Ланц без проблем завязывал знакомства среди местного населения, что сослужило ему теперь хорошую службу. Местные жители охотно сообщали альпийским стрелкам все, о чем те спрашивали, и повсюду безо всякого страха воспринимали их появление.

Обнаружив место, где можно было форсировать реку Кубань по висячему мосту, «эдельвейсы» оказались уже в предгорье Кавказа. Горные леса и стремительные реки напоминали егерям их родные места в Баварских Альпах. От радушно принявших их горцев они узнали, что Сталин — их злейший враг и что они считают немцев своими освободителями. Когда альпийские стрелки прибыли в долину Учкулан, вокруг их командира Хиршфельда собралась вся деревня. Они советовались, как им быть дальше. Всего несколько часов назад, прежде чем уйти в густые леса, отступающие русские взорвали единственный мост, без которого никак нельзя было обойтись.

За короткое время альпийские стрелки успели крепко сдружиться с жителями этой деревни. На собрании под предводительством старосты деревни было решено немедленно восстановить мост, чтобы егеря могли хоть как-то перейти реку и попытаться настичь отступающих красных.

Карачаевцы восстанавливали мост вместе с горными стрелками дивизии «Эдельвейс», как будто всю свою жизнь они были товарищами в горах, а в это время женщины готовили для них обед.

Все егеря были счастливы, что они наконец-то вырвались из жарких степей. Здесь начиналась уникальная в своем роде высокогорная военная экспедиция, цель которой — взойти на высшую точку Кавказа гору Эльбрус, и Гюнтер загорелся снять об этой экспедиции целый фильм.

Опережая остальные части дивизии на сто пятьдесят километров, передовой отряд «эдельвейсов» поднимался в горы. Берен Зепп, один из их лучших охотников, застрелил в лесу медведя, и егерям довелось полакомиться медвежатиной, одновременно любуясь красивейшей вершиной Белала-Кая, которую они называли Матерхорн Кавказа. Старая мельница, расположенная прямо в лесу, послужила им промежуточной базой.

На их пути появлялось все больше трех- и четырехтысячников — Домбай-Ульген, Софруджу и ледовые поля вдали. Дальше они пошли по течению реки Кубань, берущей свое начало от слияния рек Уллу-Кам и Уллу-Езень, вытекающих из-под ледников на склонах Эльбруса. В живописной долине Учкулан им постоянно встречались стада. На одном из альпийских лугов, на высоте тысяча двести метров над уровнем моря, егеря разбили свой первый экспедиционный лагерь. Эта местность напоминала им альпийские луга Баварии, и они почти забывали о том, что их родные горы очень далеко.

Всю их поклажу тянули на себе маленькие ослики. Егеря знали, что, если вдруг ослик ни с того ни с сего заупрямится и не захочет идти дальше, его не сдвинет с места ни одна пожарная дружина, — тут помогут лишь терпение и ожидание, пока длинноухий упрямец сам не захочет идти.

Когда егеря добрались до первого большого поселения в долине, многим мужчинам, которых они встречали по дороге, было более ста лет, ведь на Кавказе проживало больше долгожителей, чем в каком-либо другом уголке земли. Как и в любой отдаленной от мира горной местности, дома людей здесь были так же просты и непритязательны, как они сами. Примечательным было то, что, несмотря на свою бедность, люди эти были удивительно гостеприимны. Их отношение к чужеземцам трогало Гюнтера своей искренностью. Прежде надо уважить гостя, а уж потом думать о себе.

На следующее утро егеря отправились на высокогорье, причем весь их обоз был размещен на свободных арбах местных жителей. Так они поднялись до истоков реки Кубань, берущей свое начало в ледниках. На высокогорном пастбище, расположенном на высоте двух тысяч метров, егерей окружили удивленные пастухи, принявшие их за туристов, которым нужно переночевать.

Экспедиция по чужим странам, где не удалось превратить аборигенов в друзей, неважно в какой точке мира, обречена на провал. «Эдельвейсам» в этом отношении повезло. Они легко заводили дружбу с горцами, и те относились к егерям как к гостям и предоставляли им еду и кров. А большего альпийским стрелкам и не надо было. Дрова — чтобы готовить, проточная вода — чтобы пить и умываться, пусть даже ледяная, открытый огонь в номере «отеля», дым от которого уходит через дыру в крыше. Покуривая свои любимые трубки, егеря вспоминали оставшуюся далеко позади Баварию. Талая вода, сбегающая со скал, предвещала близость ледников, а путь вел их все выше, мимо зарослей рододендронов до сказочного луга, откуда открывался вид на Эльбрус.

На высоте две тысячи восемьсот метров егеря разбили свой последний лагерь в долине Учкулан, где остановились на два дня для акклиматизации. В дни отдыха каждый делал что хотел. Одни брились, пытаясь приобрести цивилизованный вид, другие подгоняли высокогорное снаряжение, которое очень скоро им понадобится, а кто-то разбирался с дырками в носках при полном отсутствии швейных принадлежностей. Неудивительно, что в таких довольно благоприятных условиях все получалось как надо.

На исходе третьего дня егеря вынуждены были закончить пребывание на этом высокогорном курорте. Вместе с вьючными животными они стали подниматься по бесконечным каменным насыпям к перевалу. При этом дивизионный вымпел с изображением цветка эдельвейса всегда был с ними.

Высота перевала три тысячи девятьсот метров. Они вышли на заданный уровень первой высотной отметки, где давно ожидаемые ледовые поля предстали в своем сверкающем серебром наряде. Над ледником возвышалась знаменитая Ушба, на которую до войны много раз поднимались немецкие альпинисты.

Чтобы пройти ледник, егеря переобулись в трикони — горные ботинки со стальными зубчатыми набойками на подошвах. Славных же осликов, смиренно тащивших поклажу до самого ледника, пришлось оставить и дальше весь экспедиционный груз нести на себе. Чем выше поднималось солнце, тем рыхлее становился наст на ледяном покрове и все труднее в разреженном воздухе высокогорья было обходить коварные расщелины с двадцатикилограммовой ношей за спиной. Все чаще егерям приходится останавливаться на привал.

В долине извечных льдов выступали темные спины морен. Там на осыпи сверкал на солнце обитый листами оцинкованного железа высокогорный трехэтажный отель, по форме напоминавший дирижабль, а рядом с ним вился гостеприимный дымок от костра. Кажется, до него рукой подать. И все же, прежде чем они добрались до этого «дирижабля», который русские назвали «Приют Одиннадцати», прошло несколько часов. Расстояние на высокогорье обманчиво, особенно если альпинисты уже здорово устали после многочасовых переходов по леднику.

Когда отряд альпийских стрелков под командованием гауптмана Хайнца Грота, выбиваясь из последних сил, дошел до перевала, где их ожидал долгожданный приют, откуда-то сверху раздался оклик на немецком языке, а вскоре появился егерь из разведгруппы и, задыхаясь, сообщил, что приют занят русскими. Грот должен был любой ценой овладеть «дирижаблем», поскольку от этого зависел успех всей операции. Идти в атаку на эту твердыню по льду с его небольшим отрядом было невозможно. «Приют Одиннадцати» господствовал над ледниковым плато, и здесь он бы не смог добиться успеха даже с целым батальоном горных стрелков. Силой ничего от русских не добиться, да и применение оружия для альпиниста Грота было непривлекательным делом. Тогда он вспомнил, что у него есть белое полотенце. Он привязал его к ледорубу и, подняв над головой, пошел наверх, к приюту. Спотыкаясь от голода, жажды и усталости, Грот в страхе думал: чем же все это закончится?