Эйдан был так небрежен к ней прежде — в те давние годы. Он держал это удивительное создание в своих объятиях, утолял свое желание — и считай себя удовлетворенным. Каким дураком он был! Каким слепым и эгоистичным невежей! Если бы он осознавал, от чего он на самом деле уходит, он и шагу бы за дверь не ступил.

Теперь Мэдлин принадлежит ему. Ее признание в любви бальзамом пролилось на ту старую рану, хотя ранена была только его гордость. Она смотрела ему в глаза и говорила о своих чувствах — и он ей верил. Какой бы она ни была скрытной, что бы от него ни утаивала, но никогда не опускалась до лжи. Он примет то, что она готова ему дать, и будет в это верить.

И, словно желая это доказать, Мэдлин отдавалась ему так, как не делала никогда прежде. Это сладкое единение тел, это переплетение рук и ног, это слияние поцелуев, прикосновений и вздохов — все это было новым, свежим, сладким и до боли острым. Настоящим счастьем!

Эйдан ласкал Мэдлин, смакуя каждый дюйм, начиная от припухших туб до впадинки ее пупка, а потом — до сладких складок, скрывавших ее женские тайны. А потом он двинулся ниже, проводя языком по чувствительному местечку под коленом, целуя изящные косточки ее щиколоток. Она вытянулась перед ним, прикрыв одной рукой глаза, а вторую положив на живот под манящим округлым холмом груди. Это была безыскусная поза, выражавшая свободу и полное доверие, — та, какую ему редко случалось видеть. Мэдлин таинственная, та Мэдлин, которая пряталась за стенами своей красоты, настороженно мигая загадочными темными глазами, — этой Женщины сейчас не существовало.

Встав на колени, он раздвинул ей ноги и устроился между ними. Она вздохнула и потянулась к нему, с улыбкой открывая глаза.

Он отвел ее руки, бережно уложив их ей на живот.

— Позволь мне.

Неужели она покраснела — даже сейчас? Мэдлин закрыла глаза, покоряясь его воле, но невольно постаралась отодвинуться в темноту.

Это было не страшно. Теперь он уже знал, что прячется под этой маской. Он не забудет ту нежную, зовущую позу.

У нее был вкус моря — солоноватый и приятный и принадлежащий ему одному. Он точно знал, что Мэдлин не испытывала такого прежде. Это его подарок — сладкий восторг, который может дать ей только он. Его язык нырял и кружил, пробуя и дразня, собирая сладкий нектар, и ее тело начало дрожать. Когда ее ноги напряглись, он снова раздвинул их, мягко управляя мгновениями ее оргазма.

«Кончи сейчас. Подари мне всю себя».

Мэдлин забыла себя, свою ложь и свое прошлое. Существовали только его горячий язык и теплые пальцы и невероятное, острое наслаждение, которое заставляло ее выгибаться навстречу его ласкам и задыхаться. Она содрогалась, слыша собственные сдавленные стоны словно издалека. Ее перестали смущать звуки своего возбуждения — более того, они только усиливали его, многократно умножали. Она знала, что ему нужны эти животные вскрики, что он хочет услышать свое имя в тот момент, когда она взлетит на самый пик экстаза.

В последнюю секунду, когда ей уже казалось, что ее наслаждение достигло апогея, он погрузил в нее свой палец, одновременно вбирая в рот ее клитор. Она невольно потянулась к нему, запуская пальцы в его густые мягкие волосы. Ее голова запрокинулась — и она выдохнула его имя.

И тут экстаз пришел — эта мощная волна наслаждения, которая неизменно изумляла ее. Взлетев на ее вершину, словно щепка на гребне штормового вала, Мэдлин заскользила вниз, вниз… хватая воздух ртом, беспомощно уносимая потоком сладостных ощущений. Ее тело содрогалось, сжимая погруженный в нее палец.

А потом Эйдан навалился на нее, словно его самообладание подошло к концу. Застонав, он прижался горячим торсом к ее теплому и обмякшему телу.

— Ах, Мэдди! Впусти меня! — хрипло попросил он.

Все еще задыхаясь, она просунула между ними руку, чтобы помочь ему. Его плоть казалась такой огромной и горячей! Как она могла забыть об этой налитой желанием силе?

Чуть посмеиваясь над собственной неуклюжестью, обхватила его пальцами и чуть сжала их, экспериментируя.

Он содрогнулся:

— Мэдди!

Он умолял ее — и она почувствовала себя удивительно сильной. Она, только что бывшая беспомощной в его руках, теперь взяла власть в свои руки. Обретя отвагу благодаря своему признанию в любви и новой уверенности в этом мужчине, желая получить все от этой единственной ночи в его объятиях, Мэдлин приподняла голову и прикусила ему мочку уха.

Он протестующе застонал, а она жарко прошептала ему в самое ухо:

— Милорд Бланкеншип, обещай мне, что ты не будешь нежным, не будешь осторожным, не будешь сдержанным!

Эйдан попытался отстраниться, но она снова запустила пальцы в его волосы, а другой рукой продолжая сжимать его налитую страстью плоть.

Она передвинула руку так, чтобы его головка вошла между ее влажными лепестками, заставив скользить вдоль входа вверх и вниз, не пуская дальше. Этот порочный жест, когда она возбуждала себя его жаждущей плотью, чуть не сбил ее с мысли.

Но она хотела заполучить его — дьявола, скрывавшегося в этом мужчине, одинокого, необузданного, страстного и свободного мужчину. И немедленно.

— Да! — хрипло выдохнул он наконец. — Боже, Мэдлин! Сжалься!

Тут она отпустила его, оставив вторую руку у него в волосах и закинув ноги ему за спину. И все же он еще секунду медлил.

— Эйдан…

Он вошел в нее. Мэдлин вскрикнула, когда его тугая плоть чуть не разорвала ее пополам. Она думала, что готова, но прошло так много времени…

Вспышка острой боли погасла, оставив ее во власти созданного ею самой демона. Он превратился в настоящий смерч страсти — жаркий, неудержимый вихрь желания. Она была бессильна перед лицом той мощи, которую выпустила на свободу. Эйдан крепко обхватил ее руками и начал быстро и глубоко входить в нее, медленно подаваясь обратно, чтобы снова вернуться. Он запустил пальцы одной руки в ее волосы и заставил ее запрокинуть голову, открывая шею жарким губам.

Она отдалась на волю этой бури, вцепившись ему в плечи и обхватив его торс ногами, а он погружался в нее снова и снова, тяжело и жарко дыша, со стоном произнося ее имя.

Мэдлин не в силах была сопротивляться приливу, который снова начался, — сначала медленно, а потом стремительно и бурно. Его мощная плоть вторгалась в нее, раздвигала ее тело, проникая в самые его глубины. Наслаждение на грани боли, которое он ей дарил, его необузданная и нескрываемая страсть, пьянящее осознание того, что это она ему нужна, это ее он жаждет с такой силой…

Она снова кончила: ее тело содрогалось, туже охватывая его плоть. Этот новый, страстный и необузданный, Эйдан одновременно восхищал и пугал ее — и она была безоглядно, всем сердцем в него влюблена.

Он прижался к ее губам, впивая ее стоны, пока она содрогалась в экстазе, застонал, глухо и хрипло, в последний раз вошел в нее и излился, продолжая крепко ее обнимать.