Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это бриллианты, – говорит Маша. – Нравится?
– Нравится, – отвечаю я.
– Вадька подарил, – говорит Маша. И улыбается.
Она уже месяц улыбается какой-то особой улыбкой. Я никогда Машку такой не видела. Она так не улыбалась ни при своем итальянце, ни при заместителе редактора глянцевого журнала.
И еще – Маша с Вадимом совершенно перестали спорить. Ни слова разногласия. Мир и взаимопонимание. Может быть, иногда противоположности не просто притягиваются – они идеально врастают друг в друга?
Разумеется, об этом романе знаю только я. Маша и Вадим соблюдают привычный официоз – и я лишь иногда ловлю заговорщически нежные взгляды, которые посылает друг другу эта влюбленная парочка. И они стали чаще отлучаться по каким-то выдуманным делам. Ну да, генеральному и финансовому директорам всегда есть что обсудить в теплой интимной обстановке…
Маша по жизни – человек немногословный. Она – вот редкость! – не любит излишне распространяться о своей личной жизни. Все, что я могу понять из ее сдержанных рассказов – что с Вадимом ей очень хорошо. Как-то… просто и хорошо одновременно.
Если быть честной до конца, я Маше немного завидую.
Потому, что в моей жизни нет того, чей образ вызывал бы на моем лице такую вот светлую улыбку…
– Кстати, у Вадьки через полтора месяца день рождения, – говорит мне Маша. – Ломаю голову, что бы ему такого подарить.
– Себя, – говорю я. – Без нижнего белья.
Машка хохочет.
Ситуация на шоссе тем временем кардинально меняется. Аркадьев о чем-то оживленно говорит с Савельевым. По нашему плану Аркадьев должен уговорить друга оставить автомобиль с охраной, поручив тем разбираться с аварией самостоятельно, а самим ехать дальше к нему на дачу. Ситуацию уже не исправишь, что толку на дороге торчать? Самое время продолжить вечер…
Сегодня вторник. Банкет, разгул и широкомасштабный беспредел виновник торжества назначил на выходные – а нынешний вечер Савельев и Аркадьев (с подачи последнего) решили провести в узкой дружеской компании, в пабе, а после вдвоем поехать за город, к Аркадьеву, спокойно попариться в бане, расслабиться в бассейне и поговорить по душам.
Надеюсь, Савельев не передумает ехать за город, иначе нам придется отменить акцию. Сейчас вся надежда – на красноречие Аркадьева. И на хмель в голове именинника.
Мимо нашего «мини» по тротуару проносится юркий скутер. Долговязый парень в желтом шлеме на секунду притормаживает возле машины, проводит пальцами руки, затянутой в перчатку, по стеклу двери с моей стороны и исчезает. Уже через пару секунд скутер проезжает мимо перегородивших половину шоссе автомобилей и останавливается у тротуара. Парень ставит ногу на асфальт, стягивает с головы шлем и, не скрывая любопытства, принимается разглядывать покореженные авто.
На зеленой футболке хозяина скутера Кенни машет ангельскими крылышками.
Савельев между тем о чем-то беседует со своей охраной. По его жестам я понимаю, что он, скорее всего, дает хмурым мальчикам ценные указания. Потом он кивает Аркадьеву, и вместе они покидают место аварии. В последний момент внимание Савельева привлекает парень на скутере, откровенно рассматривающий авто и людей вокруг.
Савельев останавливается, делает шаг в сторону любопытствующего, вскидывает подбородок, потом тычет в парня пальцем – но Андрюхи уже и след простыл. Слышно лишь удаляющееся бодрое тарахтение мотора.
Аркадьев и Савельев направляются к своим автомобилям. Мой телефон начинает звонить.
– Все в порядке! – орет Андрюха, перекрикивая шум мотора. – Они едут за город!
– Отлично! – говорю я. – Маш, все о’кей, работаем по плану.
Маша поворачивает ключ в замке зажигания. На часах – почти десять вечера. Темнеет. Мы потихонечку выбираемся на шоссе, вливаясь в поток автомобилей. Я звоню Вадику.
– Шишка, шишка, я глухарь! – глумлюсь я в трубку. – Клиент созрел, едет в Дубровку.
– Глухарь, вас понял, – хохочет Вадик. – Работаем по плану. Машуне привет!
– Сам передашь, – отвечаю я. – Лично!
Маша улыбается.
Мы медленно проезжаем мимо «нексии», уткнувшейся носом в зад «мерседесу», мимо что-то доказывающих друг другу людей, мимо зеленого жигуленка, под которым, кажется, растеклось масло. Асфальт усыпан битым стеклом и пластиком.
Один из охранников Савельева, обернувшись, провожает нас унылым взглядом.
Кадр снова уходит в затемнение…
Кстати, парень на «нексии» – очень даже ничего!
Вообразите – вокруг вас плотная, тягучая, обволакивающая, бездонная темнота. Это не просто темнота, это нечто, не поддающееся словесному описанию. Тьма. Небытие. Думаю, так выглядела Вселенная до того, как Всевышнему взбрело на ум отделить свет от тьмы. Впрочем, мои рассуждения по поводу зарождения Вселенной имеют чисто гипотетический характер.
Итак, вокруг темно. Темно так, что, посидев в этой темноте пару минут, можно напрочь забыть, как выглядит планета при свете дня. И в этом бездонном провале, пробегая мурашками по вашей коже, невидимый скрипичный квартет выдает нечто потустороннее, сплошь состоящее из стонов, скрипов, визгов и дьявольских хроматизмов.
И хватит жевать попкорн! Вы мешаете соседям!
Затем, когда скрипки неожиданно берут паузу, повесив в воздухе неопределенное фа-диез третьей октавы, внизу экрана появляется надпись: 30 сентября. Подмосковье. 23.30.
– Никогда не думала, что в Подмосковье ночью так темно, – говорю я.
– Ага, – отзывается где-то сбоку невидимая Машка. – Особенно если вырубить фонари…
Вырубить фонари достаточно просто. Подгоняете автовышку с высотой подъема семнадцать-восемнадцать метров, и бригада электромонтеров за пару часов выкручивает лампочки на расстоянии двухсот метров. Если при этом у вас имеется разрешение на проведение работ, подписанное нужными людьми, вернуть часть подмосковного леса в первобытно-библейское состояние не составит труда. Главное – запастись портативными фонариками и приборами ночного видения.
Мы лежим на пригорке, на животах, лицом к дороге. Отличное место для обзора! Вот только не видно ни черта.
Я чувствую плечом Машкин локоть. Под нами – плотный плед, облачены мы в камуфляжные комбинезоны, высокие шнурованные ботинки, перчатки без пальцев и вязаные шапочки с прорезями для глаз и рта. На той стороне дороги, за кустами, невидимка Леха отслеживает сигналы двух радиомаяков.
Во все стороны вокруг нас тянутся невидимые исхудавшие сосны.
На отрезке узкой дороги ни души.
Когда бы я еще поиграла в скаутов?
– Какого черта так долго? – ворчит Маша. – Мы тут себе все придатки отморозим! Где эти гребаные олигархи?
Не знаю, как вам, а мне до желудочных колик не нравится слово «олигархи».