— Артур, женщина не может произнести такую фразу: «Кажется, я беременна вопреки всему». — Оценив ситуацию и наклонившись, Страх вынул из столовой тумбы бутылку коньяка и две рюмки. — В состоянии сомнения по данному факту они не склонны к употреблению непроизводных предлогов. Едва заподозрив неладное… в смысле… простите, — ладное, они тут же превращаются в практикующих лаборантов. Они не будут заниматься демагогией, им нужно тотчас опытным путем найти ответ на вопрос. И если женщина пришла к психотерапевту и сказала, что понесла, значит, так оно и есть. Безо всяких там «кажется».

— Так значит, она все-таки приходила?

— Ну, приходила. Теперь что, пошлете-таки меня на хрен?

Арт в изнеможении развалился в кресле. Сокрушительная новость до сих пор держала его в напряжении.

— Я думал, с беременностью идут в женскую консультацию, а не к психотерапевтам. Или вы уже и анализы принимаете, Герман Маркович?

— На учете в женской консультации Маргарита стоит уже две недели. Ко мне же она пришла в связи с известным вам обоим фактом из ее биографии. И я не хотел бы дальше говорить на эту тему, Артур.

— Я понимаю… Последствия ошибочной любви…

Страх, сразу после своей фразы уже поздравивший клиента с новостью, и уже почти донесший рюмку до рта, так и остался стоять с открытым ртом. Но все-таки выпил, однако рюмку на стол не поставил.

— Как вы можете так говорить, Артур?.. — за разочарованием он даже не заметил, что выпил коньяк, а не воду.

— О чем вы?

Страх сел в кресло и, перебирая ногами по паркету, докатился до стола.

— Что это такое — «ошибочная любовь»? Вы иронизируете? Хотел бы я ошибиться…

Арт вскинул на доктора красные глаза и рванул на шее воротник рубашки.

— Нет, что вы. Я не иронизирую. Я смиряюсь с проблемой. Я уже давно смирился. Ну, подумаешь… переспала! Минутное увлечение, ничего не значащее для нашей любви!

За окном цвел прекрасный день. Перебирая листвой, словно банкнотами, ростовщики-клены издевались над прохожими. Где-то на Поварской, чернея рядом с Верховным судом, спал вяз, видевший Наполеона. Ему уже настолько осточертели москвичи, гости столицы и свисающие со стен напротив флаги консульств, что он с удовольствием бы подох. Но господь двести пятьдесят лет назад дал ему жизнь и сказал: «Случится апокалипсис, но ты будешь стоять. Я так решил. По обстоятельствам, а не со зла. Истинно тебе говорю». И вяз стоял, ростовщики-клены шуршали, а Арт сидел и говорил анаколуфом:

— Душу вынула… простил… а сейчас молчит, что… заслужил ли я?!

— За что вы ее простили?

Арт не хотел об этом больше говорить. Выбравшись из кресла, он забрал со столика ключи от машины.

— Мы еще не…

— Довольно с меня. Можете продолжить психологические душевные погружения с моей женой. Гонорар ваш от этого не изменится.

— Кажется, вы не понимаете… — Страх встревожился. — Вам следует остаться. Боже правый, вы и тут в неведении! Сколько же еще секретов хранит от вас ваша жена?

Не слыша ни единого слова из сказанного, Арт пересек комнату, вышел в прихожую и, покинув ее, прикрыл за собой дверь.

На улице он сел в машину с твердым намерением потратить несколько часов на выпивку. Еще не включив двигатель, он вынул трубку и попросил управляющего компании взять все проблемы на себя.

«Вторая партия шелка и твида уже вошла в пограничные воды США», — на прощание сообщил тот боссу.

Следом за авто Арта покатился «Мерседес». А еще спустя мгновение с парковки соседнего дома выехал серый «Фольксваген», и его водитель направил машину в ту же сторону. Меньше всего ему хотелось попадаться на глаза тем, что сидели в «Мерседесе», поэтому он пропустил вперед красный «Ауди-ТТ» и белый «Кайен».

Москва — единственный в России город, где на светофорах водители выходят на улицу покурить и поделиться проблемами инжекторов.

Пробка — огромный тромб, тормозящий жизнь города. Сколько бы свиданий состоялось, сколько бы идей было доведено до совершенства, сколько бы людей продолжало жить, если бы не пробки.

Арт бросил машину на Рождественской, даже оставив в ней ключи зажигания. Ее не увезет эвакуатор, ее не угонят, а если кто ее ударит по обстоятельствам, а не со зла, то и это не беда. Рядом сидят в «Мерседесе» и накликают на хозяина неприятности трое здоровенных мужиков.

Странное дело. Когда Арт ездил без охраны, он по Москве ходил спокойно, не оглядываясь. Едва Рита окружила его головорезами, он стал спешить, как параноик.

Воспоминание о Рите заставило Арта поторопиться.

— Столик и бутылку «Джи энд Би», — приказал он ожидавшему на входе клиентов администратору ресторана.

— Из покушать?

— На ваше усмотрение.

— Понимаю, — едва слышно сказал тот и куда-то пропал.

Ребенок. У него будет ребенок? У него будет сын?

Арт охватил голову руками, и волосы, освобожденные от оков прически, свалились ему на щеки. Он вспомнил каждую ночь из тех безумных, когда он хотел переехать из Марьина, чтобы дать жизнь новым Арту и Рите. Это помогло бы увидеть своего сына. И тогда он приходил бы к своим более счастливым двойникам в гости и играл с малышом. Он вспомнил каждую ночь. И сейчас вдруг все изменилось.

У него может быть сын. Верилось в это почему-то с трудом.

Слишком просто уж все было. Раз — забеременела, два — и через девять месяцев… нет, через семь уже…

…родился ребенок.

Ребенок, которого он ждал двадцать лет без того малого срока, когда юношеский задор и жажда секса отвергает сам факт взаимосвязи секса и потомства, он ждал своего срока.

В кабинете президента царила убогая пустота. Как в клетке льва, который отказывается выходить к публике. Стол, два стула, полупустой книжный стеллаж в огромном помещении подводили Киллера к воспоминаниям об огромной клетке, в которой вразброс застыли облизанное до состояния лакированного блеска дерево, валун для дремоты после приема говядины и коряга, имитирующая джунгли. Все очень сарайно на вид и вызывает жалость ко льву. Этот кабинет был похож на ту клетку. На полках стеллажа сиротливо жались друг к другу несколько аляповатого вида брошюр, на корешке одной из которых белыми буквами по красному фону было написано: «Бухгалтерский отчет», а на корешке второй — «Речи известных русских юристов». Киллер уже давно сообразил, что его приняли не в кабинете президента, но не придавал этому значения. Но, слушая заказчика, он зачем-то пытался выяснить — юриста отсюда прогнали, чтоб не мешал, или бухгалтера. Если бы на первой книжице было написано: «Юридический отчет» или на второй — «Речи известных русских бухгалтеров», все стало бы на свои места. А так было совершенно непонятно, чем занимается человек, который здесь за хозяина.