В сумерках такой пугающий, но все еще прекрасный. Как моя Сашка.

— Я люблю тебя, Саш, — на одном дыхании, а она поджимает губы и отворачивается. Все время отворачивается от меня. Кем бы я не стал, кем бы мы не были, я всегда для недостаточно хорош. – Слышишь, блять! Люблю!

— Отвези меня в отель.

— Нет.

— Тогда нажми на газ и закончим, — бросается ко мне, а я снова отталкиваю. Она бьется плечом об окно, смотрит с укором. А мне плевать. Пусть хоть на миг поймет, что я ощущаю каждый день без нее.

— То есть вот так, да? Или смерть или Алекс? Так сильно его любишь?

— А кого мне еще любить? Придурка, который чуть меня не угробил, человека, который меня бросает из раза в раз! Человека, который за год не разу не спросил, как у меня дела, а когда ушел тут же трахнул другую?! Кого мне любить, Мирон!

— Зато Алекс идеальный, — сквозь зубы.

— Он не идеальный, Мирон, но он всегда рядом. А ты всегда где-то…

А я деньги пытаюсь делать. Для тебя! Рискую на трассе ради тебя. Но кому это нужно, когда Алекс всегда рядом.

— Ну и где твой Алекс? Почему он не приехал забрать свою крошку в чужой стране, почему я тебя подвожу?

- Подвозишь? Куда? На тот свет?! Я бы вызвала такси! Я тебя ни о чем не просила!

Точно. Ты больше меня ни о чем не просишь. Как раньше. Больше нет ничего, как раньше.

Дыхание спирает, рука переключает передачу, и я сдаю назад. Воздуха не хватает. Выхожу из машины и начинаю курить. Сигарету за сигаретой, пока тело дрожит от гнева.

А что ты хотел от встречи?

Хотел увидеть, что она соскучилась… Хоть на мгновение понять, что есть надежда.

Башка раскалывается. В груди болит. А в душе яд от одной меркантильной девки.

Алекс блять…

Всегда рядом. Верный. Лучший. Тошнит от этого урода. Хочет быть с ним, пусть будет, но я свое возьму. Заражу ее собой так сильно, что каждый раз ложась в его постель, она будет думать обо мне…

Сплевываю и сажусь обратно в машину. Она сидит в той же позе, не двигается. А я не могу не смотреть. На дорожки слез, на волосы, что лунным светом стекают по спине. На губы, искусанные, припухлые. Такие желанные. Только мои…

Нежная сука, которую хочется задушить. А лучше выебать. Так, чтобы кричала. Так, чтобы только я в ее голове остался. Только мое имя шептала во сне.

Трогаю кончиками пальцев волосы и чувствую, как она напрягается. Всем телом. Всем нутром. А я до сих пор помню, как она стонала, как она, так и не произнесла заветное люблю.

— Думаешь обо мне, когда с ним?

— Я о тебе вообще никогда не думаю, – выдает она зло, а во мне гнев столпом огня.

— Может, хватит пиздеть?! – не сдерживаюсь я и ласка волос превращается в грубый захват на затылке. Лицо к себе и губы в губы. Глаза в глаза. Синие в такие ясные, голубые, заполненные до краев прозрачной влагой.

— Больно! Отпусти! Мирон!

— Скажи правду. Сама себе скажи блять, правду!

— Отстань, отпусти, Мирон! — бьет она меня по лицу, но я руки тисками сжимаю в заплаканное лицо шиплю..

— Признайся сама себе, и я отпущу тебя…

Молчит, держится до последнего, а я больше не могу. Накрываю губы, толкаюсь языком, слизываю соль. Так сильно. Так грубо. До хрипоты и стона. Хватит врать, Саша. Хватит сопротивляться. Хватит быть чужой.

Она расслабляется на мгновение, скользит языком по небу, пьянит запахом, движением руки, что гладит лицо. Терпеть не могу поцелуи, но с ней каждый раз как полет в космос. Выше, выше, когда дыхания все меньше, когда сердце рвет от высоты.

Лучше секса, который стал механической, слаженной работой двигателя между мной и очередной на ночь. И у каждой ее лицо.

Сначала не понимаю, почему щеку обожгло, а когда доходит, Саша уже дергает дверцей и толкает себя наружу. Бежит сквозь темную чащу, а я за ней.

Догоняю спустя пол минуты и валю на влажную траву. Закрываю рот рукой, а телом прижимаю, чтобы не дергалась.

— Отпусти! Хватит мучать нас!

— Беги не беги. Обманывай не обманывай, но тебе все равно никуда от меня не деться, когда ты уже поймешь. Признайся сама себе, и я отпущу. А не признаешься, поимею, прямо здесь. Трахну так, что твой крик в отеле услышат. И сама знаешь, ты даже сопротивляться не будешь. Стоит мне начать…

— Подонок… Ублюдок! Ничтожество!

-А кто меня таким сделал? Кто раз за разом дает мне пинка под зад!

-Точно не я! Я вообще тебя не знаю. Ты не мой друг, что всегда был рядом!

— А ты не та девчонка, что стояла за брата горой. Спряталась за маской меркантильной суки, которая делает все чтобы сохранить свою зону комфорта. Тебя от самой себя не тошнит?

— Мне все нравится… Мне нравится жить, так как живу я. А что делаешь ты? Каждый день рискуешь, чтобы трахать телок?

— Я могу трахать тебя, но ты все время убегаешь.

— Потому ты мне противен! Потому что я не хочу терять семью. Потому что ты для меня никто…

Сглатываю горечь правды и отваливаюсь в сторону. Дышу часто, шумно. Надо что-то делать. Она скажет Алексу и тот заберет ее из Италии, тогда я хрен, когда до нее доберусь.

— Ты даже не понимаешь, что со мной сделал? – спрашивает она, не двигаясь, потому что я продолжаю тисками сжимать ее запястье, ощущать частый пульс. – Ты даже не извинился за свое предательство. Каждый раз, когда ты говоришь про любовь, ты словно в лицо мне плюешь. Напоминая, то как легко я повелась на это дерьмо. Любовь… Кому она нужна, если причиняет такую боль…

Не извинился. Блять…

— Согласен, — киваю я и резко поднимаюсь, дергаю ее на себя. Прижимаю к себе всем телом и заглядываю в такие яркие глаза. – Прости меня, что уехал, Саш. Просто в тот момент иначе было нельзя. Ты ведь бы все бросила, рванула бы за мной.

Она облизывает пересохшие губы, отводит взгляд, еле сдерживая слезы.

— Ты мог не уезжать. Ты мог остаться со мной.

— Ты на бюджете училась.

Она мотает головой, а я хмурюсь.

— Алекс платит за учебу, Мирон. Я тогда… — прямо в сердце. – Я тогда не поступила. Бала не хватило. А он, он все решил. В тот же день оплатил все пять лет.

Отталкиваю ее, не веря своим ушам.

— Что блять? Ты ебанутая? Почему не сказала?

— А как я могла! Ты столько работал, чтобы я поступила! А я не смогла! Подвела тебя. Я тогда в глаза тебе смотреть не могла, а тут Алекс.

Хватаюсь за волосы, отворачиваюсь и втягиваю ртом воздух. Боль такая, что впору бросаться с обрыва. Из-за какой-то чертовой учебы…

— Мирон, отвези меня пожалуйста домой. В отель в смысле.