— Я в бешенстве! Но несмотря ни на что, я буду нежным, обещаю, — Ямач прижал ее спиной к стене в прихожей.

— Пойми меня, прошу, умоляю. Прости, прошу не злись, — она попыталась дотронуться до его щеки. Ямач перехватил ее руку. Тогда Алиса положила другую руку на его другую щеку. Ее глаза были полны слез. Ямач ударил в стену кулаком. Алиса вздрогнула, слезы потекли по щекам. Вместо того чтобы отпрянуть от него, она прижалась к нему всем телом, словно, давая ему понять, что она вверяет ему себя. Гнев и любовь боролись в Ямаче. Он поднял лицо Алисы за подбородок.

— Никогда так больше не делай! Не смей что-то скрывать от меня. Есть ещё что-то что ты утаиваешь?

— Нет.

— Вот и умница, — он нежно поцеловал ее в шею.

— Я не хотела, чтоб так получилось, я просто испугалась за Гульсюм, — Алиса плакала.

— Все, не плачь. Я понял, ты не хотела. Больше такого не повторится. Иди ко мне, — он с напором впился ей в губы.

Ямач осторожно снял с нее платье, нижнее белье, и подвёл к своей постели. Он аккуратно положил ее на матрас, и накрыл собой, продолжая целовать. Алиса плавилась в его руках. Он еще никогда ни одной женщины не касался с таким трепетом. Алиса стонала от каждого прикосновения, и выгибалась навстречу поцелуям. Она скомкала всю простынь под ними. Ямач навис над ней, и внимательно посмотрел на нее, чтоб понять насколько она готова к продолжению. Алиса, глядя ему в глаза, расстегнула пряжку его ремня на брюках. Это подействовало на него, как сигнал к штурму. Он больше не сдерживал себя, знал, что не испугает ее, что она уже его, его вся без остатка, и душой и телом. Ямач повернул ее спиной к себе, приподнял над кроватью, заставляя стать на колени. Алиса уперлась ладонями в стену. Теперь она была вся в его власти, в кольце его рук. Покрывая поцелуями ее шею, плечи, Ямач, не спеша, бережно вошел в нее. То, что происходило дальше, было больше похоже на страстный танец любви, чем на секс, танго в постели — вот что это было.

***

Лучи солнца заливали комнату светом, но Ямач не хотел открывать глаза, не хотел, чтоб магия этой ночи уходила. Он притянул к себе Алису и крепко сжал ее в объятиях. Она спала к нему спиной. На Алисе была только его черная футболка, остальное скрывало накинутое на них покрывало. Под ладонью он чувствовал стук ее сердца, запах ягод дурманил его. Он поцеловал ее волосы, шею и стал спускаться по спине ниже, руками поглаживая ее бедра, грудь.

— Любимый, пощади, — улыбаясь, сказала она.

— Любимый?

— Да! Ямач, пощади. Ты по мне как катком проехал. У меня все болит, у меня сил нет.

— Не надо было так долго держать меня на голодном пайке! Теперь каждый день будет начинаться именно так, любимая, — Ямач накрыл ее покрывалом с головой и продолжил целовать.

Он был как изголодавшийся зверь, который, наконец, получил желаемое. Ямач так долго ждал, так долго представлял, как она отдается ему, что теперь торопился все наверстать, насытиться ей. Но с каждым разом, он хотел ее еще больше. И если б не Гульсюм, с которой Ямачу надо было что-то решать, он бы не выпустил Алису из постели еще долго, несмотря на все ее мольбы о пощаде.

Глава 22. Счастье сестры.

— Что ты будешь делать с Гульсюм? — Алиса с тревогой смотрела на Ямача, когда они завтракали в кафе на набережной.

Лицо Ямача стало серьезным, он потер рукой подбородок в раздумьях.

— Еще не знаю. Думаю, что чтоб избежать позора, надо срочно выдать ее замуж. Она всегда нравилась Молчуну.

— Хочешь сделать с ней тоже, что сделал Сердар — бей с Вильдан?

— А что он с ней сделал?

— Он выдал ее замуж за Ахмета, потому что хотел, чтоб Ахмет вошел в семью. Мнение Вильдан было неважно. А теперь жизнь Вильдан — это ад. Ямач, не уподобляйся ему, не превращай сестру в разменную монету собственных интересов и амбиций.

— Ты считаешь, что быть шлюхой с нагулянным ребенком для нее лучше? Как вообще произносить теперь фамилию Балат, когда все будут знать о том, что сделала Гульсюм? А о Вильдан ты подумала?

— Она может изменить фамилию, ты наверняка можешь сделать ей другие документы! Она может уехать из Стамбула и воспитывать ребенка сама. Можно придумать легенду, что муж погиб и она вдова.

— Алиса, женщины в Турции не такие как ты! Она не сможет обеспечивать себя самостоятельно! Она не может жить одна! С детских лет у нее главная задача — выйти замуж, стать матерью и заботиться о доме.

— Ты можешь ей помогать, можешь дать ей возможность стать самостоятельной, дать ей профессию, в конце концов! Когда-нибудь она действительно выйдет замуж, как ты того и хочешь, но это будет ее выбор, а не твой.

— Не путай ее с собой. В отличие от тебя, ей не нужна свобода!

— Ты спрашивал ее об этом?

Ямач замолчал. В этот момент он подумал, что на самом деле никогда не спрашивал Гульсюм о ее желаниях вообще.

— Я об одном прошу тебя, любимый. Не решай ее судьбу без нее самой. Подумай о ней, и о ее сыне, а не о том, что скажут люди! Будь ей прежде всего братом, — она положила руку поверх его руки.

***

Ямач считал бредовым вариант, при котором Гульсюм уехала бы с ребенком и жила бы неизвестно где и как. Но, благодаря Алисе, он впервые задумался над тем, что Гульсюм надо дать право выбора. По крайней мере, изобразить, что у он нее есть. Вначале он поговорил с Молчуном. Как он и предполагал, его сестра всегда была для его друга желанной, но запретной женщиной. Молчун был готов взять ее в жены и принять ее ребенка. Теперь все зависело от самой Гульсюм. Ямач не был бы Ямачем, если б не спланировал свой разговор с сестрой.

Он сидел на большом диване в гостиной дома семьи Балат, дав распоряжение Садишь позвать Гульсюм. Гульсюм спускалась по лестнице, опустив глаза в пол. Спустившись, она остановилась по центру гостиной.

— Подойди ближе, Гульсюм, — у Ямача было суровое выражение лица.

— Ямач я очень виновата. Я знаю, что нет прощения тому, что я сделала. Я прошу: только не наказывай Алису и маму. Они ни в чем не виноваты. Они