— Да, но не в этой одежде.

Десять минут спустя я вышла из дому с Сарой. На мне было розовое летнее платье, которое она мне дала. Такого красивого платья у меня никогда не было. Его ворот был обшит чудесными белыми цветочками, нежными и красивыми. Я чувствовала себя королевой Англии. Утро было солнечное, дул прохладный ветерок. Я шла по тротуару позади Сары, и всякий раз, когда на нашем пути встречалась кошка, или почтальон, или женщина с детской коляской, я улыбалась и говорила: «Как поживаете?» Все смотрели на меня как на чокнутую — я не понимала почему.

Детский сад мне не понравился. Это был большой дом с широкими и высокими окнами, но окна были закрыты, хотя день был погожий. Воздух внутри был затхлый. Пахло туалетом и гуашью. Именно так пахло в комнате для сеансов психотерапии в центре временного содержания, и мне стало грустно от этих воспоминаний. В центре временного содержания окон не открывали, потому что окна просто не открывались. В комнате для сеансов психотерапии нам давали кисточки и гуашь и говорили, что мы должны выражать себя с помощью красок. Я чаще рисовала красной гуашью. Когда психотерапевт смотрела на мои рисунки, она говорила, что мне было бы лучше пытаться «продвигаться вперед». А я говорила: «Да, мэм, я бы с радостью. Если бы вы открыли для меня хотя бы маленькое окошечко, а еще лучше — дверь, я бы с радостью прямо сейчас продвинулась вперед». Я улыбалась, но женщине-психотерапевту моя шутка явно не очень понравилась.

В детском саду Чарли инструктору по играм эта моя шутка тоже вряд ли понравилась бы. Я поняла, что женщина — инструктор по играм, потому что к ее зеленому фартуку был приколот значок, на котором было написано: ИНСТРУКТОР ПО ИГРАМ. Она быстро взглянула на меня, но мне ничего не сказала, а обратилась к Саре. Она сказала: «Извините, но мы не пускаем посетителей, такова наша политика. Это няня?» Сара взглянула на меня, снова посмотрела на инструктора по играм и ответила: «Послушайте, это не так просто объяснить». Инструктор по играм нахмурила брови. В конце концов она позволила мне постоять у двери, а Сара прошла в комнату и попыталась успокоить Чарли.

Бедный Чарли. Его заставили снять костюм Бэтмена — вот с чего все началось. Его заставили снять костюм, потому что он описался. Хотели, чтобы он был чистый, а Чарли не хотел быть чистым. Он предпочел бы плохо пахнуть, оставаясь в своей черной маске и плаще, а не ходить чистеньким в белом комбинезончике, который на него надели. Его мордашка была перемазана гуашью и залита слезами. Он выл от злости. Стоило кому-то к нему подойти, он всех бил и стучал кулаками по своим коленям. Он дрался, царапался и кричал. Он стоял в углу, прижавшись спиной к стене, и кричал: «НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ!»

Сара подошла к сыну. Она встала на колени, лицом к лицу с Чарли. Она сказала: «О, мой милый». Чарли перестал кричать. Он в упор смотрел на Сару. Его нижняя губа дрожала. Но он крепко стиснул зубы, наклонился к матери, плюнул ей в лицо и сказал: «УХОДИ! Я ХОЧУ МОЕГО ПАПОЧКУ!»

Остальных детей разместили в другом углу, и они сидели на полу скрестив ноги. Им рассказывали какую-то историю. Они сидели спиной к Чарли, но время от времени оборачивались и смотрели на него через плечо. Побледневшие, испуганные. Книжку им читала женщина в синих джинсах, белых кроссовках и бирюзовой футболке с длинными рукавами. Она говорила: «И Макс приручил их заклинанием. Он говорил: ПОВЕРНИСЬ КО МНЕ ЛИЦОМ, КЕЙТЛИН, он смотрел им прямо в глаза и говорил: ЭММА, ПОЖАЛУЙСТА, СОСРЕДОТОЧЬСЯ, ДЖЕЙМС, ПРЕКРАТИ ШЕПТАТЬСЯ, он смотрел им в глаза и говорил: БУДЬ ТАК ДОБР, ПОВЕРНИСЬ КО МНЕ ЛИЦОМ, ОЛЛИ, У ТЕБЯ ЗА СПИНОЙ НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ!»

Сара, стоя на коленях, вытерла слюни Чарли со своей щеки. Она плакала, она протягивала к Чарли руки. Чарли отвернулся и прижался лбом к стене. Женщина, рассказывающая детям сказку, проговорила: «Сидите смирно».

Я пошла к Саре. Инструктор по играм сердито на меня зыркнула. Взгляд ее означал: «Я же велела тебе стоять у двери». А я ответила ей взглядом, означавшим: «Да как вы смеете?» Это был очень хороший взгляд. Я научилась ему у королевы Англии, Елизаветы II, изображенной на британской пятифунтовой банкноте. Инструктор по играм сделала шаг назад. А я подошла к Саре и положила руку на ее плечо.

Сара посмотрела на меня.

— О боже, — пробормотала она. — Бедняжка Чарли. Я не знаю, что делать.

— А что вы обычно делаете, когда он так себе ведет?

— Я уступаю. Я всегда уступаю. О господи, Пчелка, я не знаю, что со мной происходит. Я забыла, как это — уступать.

Сара закрыла лицо руками. Инструктор по играм увела ее и усадила на стул.

Я подошла к Чарли и тоже повернулась лицом к стене. Я на него не смотрела. Я смотрела на кирпичи, из которых была сложена стена, и молчала. Я хорошо умею смотреть на кирпичи и молчать. В центре временного содержания я занималась этим два года, и это мой рекорд.

Я думала о том, что я стану делать в этой комнате детского сада, если за мной вдруг придут. В этой комнате все было не так-то просто, поверьте мне. Например, там было нечем себя порезать. Все ножницы были пластмассовые, с закругленными, мягкими кончиками. Я просто не представляла, как можно было бы убить себя в этой комнате, если бы пришлось это сделать.

Прошло довольно много времени, прежде чем Чарли на меня посмотрел.

— Ты чего делаешь? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Думаю, как отсюда убежать.

Молчание. Чарли вздохнул:

— Они позабирали мой костюм Бэтмена.

— Почему они это сделали?

— Потому что я делал пи-пи в мой костюм Бэтмена.

Я опустилась на колени и посмотрела в глаза Чарли.

— Мы с тобой одинаковые, — сказала я. — Я два года прожила в таком месте. Нас заставляют делать то, чего мы не хотим. Ты из-за этого сердишься?

Чарли кивнул.

Я сказала:

— Я тоже сержусь.

Я слышала, что в комнате все мало-помалу начинают заниматься обычными делами. Дети снова начали кричать и разговаривать. Женщины смеялись, в чем-то помогали детям, за что-то их отчитывали. Чарли, стоя в углу, смотрел себе под ноги.

— Я хочу моего папочку, — сказал он.

— Твой папочка умер, Чарли. Ты знаешь, что это означает?

— Да. В раю он.

— Да.

— А где рай?

— Это такое место… вроде этого. Как детский сад, как центр временного содержания, как странная далекая страна. Он хотел бы вернуться домой, к тебе, но не может. У твоего папы все точно так же, как у моего папы.

— Ой. Твой папочка тоже умирал?

— Да, Чарли. Мой папа умер, и моя мама тоже умерла, и моя сестра умерла. Все они умерли.

— Почему?

Я пожала плечами:

— Их убили злюки, Чарли.

Чарли наклонился и подобрал с пола маленький обрывок красной бумаги. Он надорвал бумажку и положил себе на язык, чтобы попробовать на вкус, а потом бумажка прилипла к его пальцам. Он высунул язык, чтобы слизнуть бумажку с пальцев. А потом посмотрел на меня: