Сара покачала головой. Она нервно кусала ногти.

— Всем в моей деревне нравились U2, — сказала я. — А может быть, всем в моей стране. Разве не забавно, что бандиты, воюющие за нефть, слушали U2 в своих лагерях и солдаты правительственной армии слушали U2 в своих машинах? Наверное, все убивали друг друга и слушали одну и ту же музыку. Знаете что? В первую неделю, когда я оказалась в центре временного содержания, там тоже U2 были на первом месте. Это хорошая шутка насчет всего мира, Сара. Никто никого не любит, но все любят U2.

Сара сцепила пальцы и положила руки на стол. Она заглянула мне в глаза.

— Ты можешь продолжать? — спросила она. — Можешь рассказать мне, как ты спаслась?

Я вздохнула.

— Хорошо, — сказала я. И продолжила: — Солдаты, топая ботинками в такт музыке, перекатили труп охранника на простыню. Взялись за ее углы, подняли тело и уложили в кузов. Я подумала: не побежать ли к ним, не попросить ли их о помощи? Но я была напугана и осталась в джунглях. Солдаты уехали по берегу, а потом стало очень тихо. Когда село солнце, я поняла, что не хочу идти к гостинице. Я слишком сильно боялась солдат, поэтому пошла в другую сторону. Надо мной летали летучие мыши, питавшиеся плодами пальм. Я дождалась темноты и только тогда миновала место, где убили мою сестру. Луны не было, только в море искрились голубоватым светом крошечные морские существа. Порой на моем пути попадались ручейки с пресной водой, и я могла попить. Я шла всю ночь, а когда рассвело, я вернулась в джунгли. Нашла какой-то красный плод и съела его. Я не знала, как он называется, но я была очень голодна. Плод оказался горьким, и меня стошнило. Я очень боялась, что те люди вернутся и найдут меня. Когда мне нужно было справить нужду по-большому, я зарывала свои какашки, чтобы не оставлять никаких следов. Любой шум, любой шорох заставлял меня думать, что за мной гонятся охотники. Я говорила себе: «Пчелка, эти люди хотят оторвать твои крылышки». Я шла две ночи, и к концу второй ночи добралась до порта. В море светились красные и зеленые огни; от берега в сторону моря шла широкая бетонная стена. Я забралась на нее и пошла по ней. Внизу о стену разбивались волны, но охранников не было. Почти у самого конца бетонной стены стояли два корабля, связанные один с другим. Над ближайшим к стене кораблем развевался флаг Италии. Над вторым — британский флаг. И я забралась на итальянский корабль, чтобы перебраться на британский. Я спустилась в трюм. Я легко нашла его, потому что все надписи были на английском, а английский, как вы знаете, государственный язык моей страны.

Тут я замолчала и стала смотреть на скатерть. Сара встала, подошла ко мне, села рядом со мной и крепко меня обняла. Мы долго сидели так, держа наши чашки с остывшим чаем. Солнце светило ярче. Мы ничего не говорили. Вскоре я услышала шаги на лестнице, и в кухню вошел Чарли. Он остановился, а потом приблизился к Саре. Она вытерла слезы с глаз, глубоко вдохнула и расправила плечи. На Чарли был костюм Бэтмена, но мальчик был без маски и ремня, к которому крепилось бэтменское оружие. Казалось, этим утром он не ждет беды. Взглянув на меня, он часто заморгал, потер заспанные глаза и прижался к матери.

— Ищожа над аспать, — проговорил он.

— Прости, Бэтмен?.. — сказала Сара.

— Я сказал: еще же спать надо. Почему вы проснутые?

— Ну… Мамочка и Пчелка сегодня встали рано.

— М-м-м?

— Нам нужно было о многом поговорить.

— М-м-м?

— О господи, Бэтмен, ты не понимаешь или ты не согласен?

— М-м-м?

— О, я поняла, мой милый. Ты, как летучая мышь, говоришь ультразвуком. Ты произносишь «м-м-м» и ждешь, что одно из этих «м-м-м» отлетит эхом от какого-нибудь предмета, да?

— М-м-м?

Чарли посмотрел на мать. Сара некоторое время смотрела на него, а потом повернула голову и улыбнулась мне. У нее снова на глаза навернулись слезы.

— У Чарли удивительные глаза, правда? Как целые экосистемы.

— Не-а, — возразил Чарли.

Сара рассмеялась:

— Понимаешь, мой милый, я хотела сказать, что в твоих глазах столько всего происходит.

Она погладила Чарли по голове.

— Гм-м-м, — задумчиво протянул Чарли. — А почему ты плакаешь, мамочка?

Сара всхлипнула и махнула рукой:

— Не плакаешь, а плачешь, Чарли.

— Почему ты плачешь, мамочка?

Сара отвернула от сына лицо, прижав подбородок к плечу. Казалось, ее покинули последние силы. Она сотрясалась от рыданий.

— О, Чарли, — проговорила она. — Мамочка плачет потому, что ночью мамочка выпила четыре порции джина с тоником. Мамочка плачет из-за чего-то, о чем мамочка старалась не думать. Мне так стыдно, Чарли. Мамочка взрослая, она не должна испытывать слишком много чувств, но чувства приходят и застигают мамочку врасплох.

— М-м-м? — произнес Чарли.

— О, Чарли! — в отчаянии сказала Сара.

Она раскинула руки, и Чарли забрался к ней на колени; мать и сын обнялись. Их нужно было оставить наедине, поэтому я вышла в сад и села рядом с маленьким прудом. Я долго думала о моей сестре.

Позднее, когда солнце уже стояло высоко в небе, а шум машин на дорогах превратился в непрерывный гул, Сара вышла в сад и нашла меня.

— Извини, — сказала она, — мне нужно было отвести Чарли в детский сад.

— Все в порядке.

Она села рядом со мной и положила руку мне на плечо:

— Как ты себя чувствуешь?

Я пожала плечами:

— Нормально.

Сара улыбнулась, но это была печальная улыбка.

— Даже не знаю, что сказать.

— Я тоже не знаю.

Мы сидели и смотрели, как в другой стороне сада по пятну солнечного света на траве перекатывается кошка.

— Эта кошка, похоже, счастлива, — сказала я.

— Она соседская, — пробормотала Сара.

Я кивнула. Сара сделала глубокий вдох.

— Послушай, ты не хотела бы здесь немного пожить? — спросила она.

— Здесь? С вами?

— Да. Со мной и с Чарли.

Я потерла глаза:

— Я не знаю. Я нелегальная иммигрантка, Сара. В любую минуту могут за мной прийти и отправить меня на родину.

— Но почему тебя выпустили из центра временного содержания, если тебе нельзя оставаться в Англии?

— Они ошиблись. Если ты хорошо выглядишь и хорошо говоришь, иногда могут быть такие ошибки.

— Но теперь ты свободна. За тобой не могут просто так прийти, Пчелка. Здесь не нацистская Германия. Просто нужно пройти какую-то процедуру. Подать какое-то прошение. И я могу рассказать, что с тобой произошло на родине… Что с тобой будет, если ты вернешься домой?