— Ну, мать же дура и ничего не понимает! — отмахнулась Нонна Леонидовна, с обиженным лицом выходя из кухни. Кольцо с бриллиантом она оставила на буфете.

— Лариса, возьмите кольцо! — наставительно, почти приказным тоном произнесла Нонна Леонидовна, уже стоя на пороге. — И не вздумайте отказываться!

А Лариса уже и не думала. В конце концов, она столько времени потратила на это дело…

— А было все так, — Вероника снова потянулась к пачке сигарет. — Приезжаю я к Панаеву — мол, оба виноваты. Я уж, дура, не рада, что к тебе обратилась — прости, мол, за напоминание… А этот бурбон избил меня, как последнюю шалаву. Сказал, что это все мое неправильное воспитание — в смысле мое и мамино — сделало из Николая долбанутого. А вот он якобы мог воспитать из него мужчину… Ну, я приехала к маме, вся зареванная, с ней приступ. У нее нервы ни к черту… Где-то с неделю я вообще была никакая.

— А с Ромой-то как?

— С ним осталась, — поджала губы Вероника. — Помнишь, я говорила тебе, что мне в какой-то степени даже импонирует грубость Панаева, его мужественность. А вот знаешь — случилась эта ситуация, и что-то изменилось во мне. Я ведь только с виду такая, как вы меня считаете, глупая модница. А на самом деле такая же баба, как и все. Хочу, чтобы меня пожалели. Тут и так на душе тошно — ведь это наш общий ребенок. Мы ведь не врагами были, даже после развода! Я сама, в общем-то, через тебя это расследование начала, чтобы его спасти! Не буду спорить — и корысть была — наша ведь семья в прошлом интеллигентная, бедная. Сама знаешь, как у нас культурные люди живут — от получки до аванса. А для меня Панаев со временем открыл такие возможности, о которых я и не мечтала, поэтому был для меня идеалом мужчины. И он меня… так… избил.

— Верунчик, я понимаю тебя. Ты ведь у нас такая нежная, чуткая, — попыталась утешить подругу Котова.

— Глупая я, а не нежная! — вздохнула Вероника и отпила холодного кофе из чашки. — Просто в жизни повезло с деньгами. Приехала я к маме — к Роману возвращаться не хотелось. И представляешь — Либерзон тут как тут. И за мамой ухаживал — а у нее, сама знаешь, характер не сахар и не мед. Один папа знает от нее ключик. Он сумел понять меня и моего ребенка, как ни странно. Он такой всегда холодный, расчетливый, сдержанный… Постоянно ходил к нему на свидания, а Панаев после освобождения, по-моему, только всего раз и зашел, да и то минут на пятнадцать. Помню, в тот вечер он мне сказал: «Ненавижу тебя и твоего ублюдка! Может быть, ты его не от меня родила».

— Ну, это наверняка в порыве ярости, — возразила Лариса.

— Какой ярости? — отмахнулась Панаева. — Впрочем, ладно, это теперь неважно… Но ведь можно было приехать на следующий день, извиниться. Однако он этого не сделал. И вообще я поняла, что Рома — это тот человек, который мне по жизни нужен.

— Что ж, рада за тебя.

— Вот если все получится со справкой и освобождением, мы с Ромой, наверное, все-таки уедем вместе в Израиль. И Николая заберем. Чтобы ничто больше не напоминало ему об этой истории.

Лариса согласилась с ее планами, кивнув, и напоследок спросила:

— Ты рассчитываешь там вести такую же жизнь, как здесь, и быть такой же богатой?

— Знаешь, Лариса, бедняк мечтает о корке хлеба, миллионер — о власти над всем миром, а я мечтаю о счастье, — как-то неопределенно ответила Вероника и молча проводила Котову до дверей.

Был прекрасный июньский вечер. Не холодный, не жаркий. Солнце клонилось к закату, оставляя оранжевые отсветы на стенах домов и многократно отражаясь яркими вспышками в оконных стеклах.

Серебристый «Вольво» легко и плавно шел по широкой улице, отмеряя колесами ровный и чистый асфальт одной из главных магистралей города. Тротуары вдоль домов сегодня почему-то тоже отличались особой опрятностью. Будто, начиная с сегодняшнего дня, кто-то объявил месячник по борьбе за чистоту Тарасова и следил недремлющим оком за горожанами, готовый пристыдить и решительно покарать всякого, кто отважится посягнуть на незыблемые устои санитарных норм и правил поведения в общественных местах.

Несмотря на то что день был обычным, будничным, настроение у Ларисы наблюдалось выходное. Прямо-таки воскресное. Ну, или субботнее, что лучше — потому что за воскресеньем следует обычно тяжелый понедельник, а ожидание его — дело не из приятных.

Лариса восседала в мягком, удобном кресле послушной ее руке машины. Было так радостно на душе, что просто не терпелось взять и совершить какой-нибудь хороший поступок. Пусть даже небольшой, пусть совсем маленький. Как доказательство безмерной любви ко всему человечеству и вообще всему живому, что есть на земле.

И возможность доказать глубину своих чувств предоставилась очень скоро, чтобы, как видно, не томить женщину долгим ожиданием своего появления. На автобусно-троллейбусной остановке, чуть в стороне от небольшой кучки потенциальных пассажиров невесть куда запропастившегося общественного транспорта, истово голосовал мужчина лет тридцати пяти — сорока в кремовой рубашке с короткими рукавами и в светлых, почти такого же цвета брюках. Волосы его были темно-русыми, успевшими, однако, слегка порыжеть от солнца.

«Наверное, любит бывать на природе, — отметила про себя Лариса. — Может, дачник, а может быть, любитель пляжного волейбола под пиво, из тех, которым не терпится предаться любимому занятию еще до официального открытия сезона. И не важно, что вода такая холодная. Хотя загар у него не очень, — продолжила размышлять Лариса. — Так себе. Скорее всего все-таки дачник».

Она затормозила и встала почти вплотную перед голосовавшим, видимо, отчаянно пытавшимся отловить хоть какое-то средство передвижения. Он удивленно и радостно приоткрыл дверцу остановившегося «Вольво» и, просунув внутрь салона склоненную голову, спросил нервным голосом спешащего человека:

— До железнодорожного вокзала не подбросите?

— Садитесь, — пригласила Лариса, преисполнившись в мгновение ока готовности доставить страждущего к месту назначения.

— Вот спасибо! — обрадованно возблагодарил представитель жаждущего помощи человечества, устраиваясь на заднем сиденье. — А то, боюсь, на автобусе уже не успею.

— Уезжаете? — спросила добрая Лариса, трогаясь с места. — Что-то багаж у вас, как я посмотрю, чересчур скромный, — заметила она, намекая на небольшой черный портфель «дипломат», единственную ношу своего пассажира.

— Нет, жену провожаю. Хотел сегодня пораньше с работы уйти, а пришлось, наоборот, задержаться, — поспешил развеять он легкое удивление Ларисы.

— Похвальное рвение, — оценила намерение мужчины Лариса. — Вот мне бы такого мужа, — кокетливо добавила она.

— А вы что, не замужем? — удивился человек на заднем сиденье. — При вашей-то внешности… Да и машина, как я посмотрю, у вас не из последних… Ах да! Вы, наверное, одна из тех эмансипированных особ, которые вполне самостоятельно способны о себе позаботиться и никак не могут встретить мужчину своей мечты, который мог бы дотянуться до уровня установленной вами планки?