– Ужин скоро будет готов, – промямлил он, не отрывая глаз от блюда с солониной и копченым окороком, которые он нарезал, чтобы подать к столу.

Вошел Нильс и расположился в углу кухни с большой миской каши. Не глядя на меня, он плеснул молока в миску поменьше, зачерпнул ложкой кашу, опустил ее в молоко, а потом сунул ложку в рот. Пришел Олав и сел напротив Нильса. Он нашел свою ложку и начал есть кашу с другой стороны миски, потом сказал Нильсу, что они с господином были на Лёвёйене, где ездили рысью. Господин, клянусь Богом, оказался чертовски крепким, сказал он.

Почему-то эта богохульственная оценка заставила меня вспомнить книгу, которую Герберт читал днем в одиночестве в комнате юнкера Стига. Она называлась “Pia Desideria”. Благие пожелания. Теперь я вспомнил, что ее написал Филип Иаков Спенер[7], чьи мысли о живой вере в Иисуса Христа, как недавно говорил Томас, завоевывали все больше сторонников в Дании. Мы говорили о ней с Томасом, потому что известные круги хотели запретить этот “пиетизм”, как они это называли. Томас со своим обычным скепсисом ценил рассуждения Спенера о том, как следует верить, не больше, чем рассуждения “сотни других теологов, нашедших ответ и истину”, как он тогда цинично выразился. Но считал, что запрещать эту книгу было бы ошибкой. Люди должны иметь право верить, как им хочется и во что им хочется. И хотя это не совсем совпадало с королевской точкой зрения, пока что никто пиетизма не запрещал.

Я прошел в гостиную и сел за стол рядом с нунцием. Явился хозяин в нарядном костюме и в напудренном парике. Он неуверенно глянул на нас, и я рукой показал ему, что он может сесть с нами, это был его дом, в этой округе он был проводником для приезжих и смотрителем дорог. Пришел юнкер Стиг и сел за стол, не обращая внимания на хозяина, и я увидел, что хозяин вздохнул с облегчением и налил себе пива, прежде чем передал кувшин нунцию.

– Красивая страна Норвегия, ничего не скажешь, – заметил юнкер по-датски и наложил себе полную тарелку. Он был оживлен после дневной поездки и жадно набросился на еду. – Но дороги… – я увидел, что хозяин согласно кивнул головой, – дороги здесь выглядят как поле боя после ожесточенной битвы, колдобины такие, что камни в печени дробятся в мелкий песок. – Он громко рассмеялся над собственной остротой. – Полезно для здоровья, но весьма болезненно.

Юнкер наклонился к хозяину и понизил голос:

– Вы тут всех знаете. Имеете определенное влияние. – Хозяин выпрямился и слушал юнкера с серьезным лицом. – Доведите до сведения дорожного смотрителя, что он может лишиться головы, если король посетит ваши края и будет вынужден проехать по таким дорогам.

Он опять громко засмеялся, словно сказал что-то очень смешное. Хозяин явно не счел это забавным, он покосился на меня, словно боялся, что я его выдам. Я сосредоточился на еде, чтобы не засмеяться.

Нунций, который не понял, о чем говорил юнкер, повернулся ко мне:

– Знаете ли вы, молодой человек, что Олав Святой широко известен своими деяниями?

Я с набитым ртом удивленно покачал головой. Когда я утром рассказывал нунцию об источнике Олава Святого, я все время ждал, что нунций спросит у меня, кто это такой.

– В Passio et miracula beati Olavi[8], работе, которая хорошо известна в папских кругах, – торжественно сказал нунций, – говорится, что король Олав в свое время сотворил сорок восемь чудес. Эта цифра производит впечатление, не сразу найдешь святых с такой репутацией и такими делами по исцелению людей.

Нунций прервался и прополоскал горло. Юнкер Стиг выглядел так, словно ему хотелось поговорить о другом, но нунций опередил его.

– Даже далеко отсюда, в городе, где родился Христос, в Вифлееме, да-да, в церкви, что построена на том месте, где Мария родила Христа, можно найти изображение Олава Святого. Он великий святой и известен во всем мире.

Невероятно! Очевидно, мое удивление отразилось у меня на лице, потому что нунций улыбнулся и кивнул.

– Да-да, это точно, – сказал он. – Два года назад, когда я посещал в Париже монастырь Святого Виктора, – нунций повернулся к хозяину Хорттена и юнкеру Стигу, – Париж – это столица Франции… – Юнкер Стиг, прищурившись, не спускал с нунция глаз, словно решал, стоит ли вылить ему на голову кувшин пива. – Так вот, оказалось, что среди реликвий, собранных монастырем, есть и лоскут от рубахи Олава Святого.

Подумать только, как далеко шагнула слава этого норвежца! Я заметил, что во мне шевельнулась незнакомая гордость, она даже смутила меня – мне не следовало гордиться папским святым. Подумав, я решил, что это не гордость, а просто голод, и снова налег на еду. Герберт стоял в дверях, готовый нам услужить.

“Наверное, он ест на кухне после нас”, – мелькнуло у меня в голове. Я радовался, что вечером снова увижу Сигварта.

Когда я вошел в хлев, я услышал, что Томас уже здесь. Фонарь бросал тонкие лучи вокруг двери и на дощатую стену.

Томас улыбнулся мне:

– Добро пожаловать, секретарь-помощник.

Я кивнул на Сигварта, лежавшего на топчане:

– Вижу, что окулист осматривает грыжу нашего работника?

Сигварт переводил взгляд с него на меня и обратно.

– Пусть господа скажут, если я им мешаю… – мрачно буркнул он и пожевал ус, – а что касается моей грыжи, то, клянусь шкурой и ногами пастора, я всегда берегся и был осторожен.

Томас встал и взялся за перину:

– Когда пришел Петтер, я как раз собирался сказать, что я – лекарь и вижу, что вы больны, господин Сигварт. Можно, я вас осмотрю?

– Господин Сигварт!.. – Сигварт усмехнулся в бороду. – Никто ни разу не называл меня так с тех пор, как ленсман, против своей воли, заковал меня в кандалы за то, что я поддал в зад таможеннику Тралоу. Нельзя сказать, что они были лучшими друзьями. – Сигварт подмигнул мне. – И когда таможенник уже не мог нас видеть, ленсман тут же и отпустил меня.

– Так вы позволите? – снова спросил Томас и приподнял перину.

– Да-да, только в том месте вид у меня уж больно неприглядный, – сказал Сигварт.

Томас пощупал Сигварту живот, нажал на бока и в паху, осмотрел ноги и бедра, пощупал под мышками и под подбородком. И наконец кивнул мне, щупая пульс больного.

– Ты прав, Петтер, одышка, нерегулярный пульс, отечные ноги и бедра, причем отек сильный, hydros pectoris, и некоторое скопление жидкости в паху. Можешь принести мне горячей воды, чтобы заварить наперстянку?

Я побежал на кухню к кухарке Майе, и она налила мне целый кувшин кипятка. Когда я вернулся, Сигварт рассказывал о своих попытках помочиться в последние дни.

– …Я стоял на дворе так долго, что собака приняла меня за дерево и уже подняла лапу, чтобы помочиться на меня, хе-хе. – Сигварт хохотнул. – А что из меня вылилось? Капля, в ней не скроется даже зуб, вот так, господин профессор. Чистая мука.