Соня вздохнула – как многому еще нужно учиться для парижской жизни. Да если бы она, Соня, зашла в магазин, где панталоны предлагает мужчина, с ней бы, наверное, удар случился…

– Ах, смотрите, мадемуазель Софи, какой цвет – кипельный! А сколько кружева – просто пена воздушная! – Горничная вынула из упаковки белые панталоны и поднесла их Соне. – Смотрите – здесь разрез для шагу, а тут – бантики. Последний писк, нигде таких не найдете, мадемуазель Софи, только у месье Дриго!

Жизель быстро начала распаковывать и другие свертки. У Сони зарябило в глазах. Такого количества кружев, бантиков, блондов, кисейных рюшечек она сто лет не видывала. Неужели парижанки носят такую красоту?! Да ведь такое и одеть страшно!

– Сколько же все это стоит? – прошептала девушка, хотя уже и сама понимала, что расстаться с таким волшебством ей будет не под силу.

Теперь становится понятно, отчего Париж – город любви! Да от одного вида всех этих кружавчиков и бантиков, голова кругом идет. Попробовали бы парижане впасть в искушение при виде наших панталон до колен цвета «немаркий беж» или «синий домашний»!..

– А про цену я не должна вам говорить! – засмеялась Жизель. – Месье Грандов, – девушка произнесла фамилию на французский лад с ударением на последний слог, – сказал, что счета он оплатит сам. И не надо вздыхать, мадемуазель Софи! – назидательно произнесла бойкая горничная. – Да если бы по моим счетам платил сам Квазимодо, а не такой красавец, как ваш месье Виктор, – имя тоже было произнесено с ударением на последний слог, – я бы не вздыхала, а пела от счастья. Но, увы, канцлеры не для такой бедной гризетки!..

– Неужели у вас нет поклонников? – удивилась Соня. – Вы такая красавица, Жизель. Мужчины должны падать к вашим ногам!

– Ах, мадемуазель, красота часто отпугивает. Простые юноши думают, что я для них слишком хороша, а богатые господа, что у меня уже есть покровитель. Но я, увы, одна…

– Мне жаль, – вздохнула Соня. – Вы такая жизнерадостная!

– Да, мадемуазель, я никогда не унываю. К чему? Слезами горю не поможешь. Надо просто ходить в те места, где бывают молодые господа. Вот недавно я была в модном кафе.

– Сама? – ахнула Соня и осеклась: ах да – в Париже это можно!

– Да у нас не так, как на вашей заснеженной родине. Как называется ваш город – Москва?

Соня кивнула.

– Я слышала о нем от одного месье литератора. Как раз его я встретила в кафе. Мы мило поболтали, но не более. Бедняга не способен на флирт. У него несчастная любовь. Какая-то глупая русская мадемуазель бросила его, потому что он пишет стихи. Разве у вас в Москве не пишут стихи?

– Конечно, пишут! – засмеялась Соня и вдруг ее смех оборвался.

Она в растерянности взглянула на Жизель.

– Как звали того поэта?

– Месье Гастон Леду. Но только теперь он не поэт. Бросил писать стихи от расстройства. Ах, что творит любовь! – Горничная закатила глаза. – Теперь месье Леду пишет либретто для модных оперетт. Это хороший заработок. И что вашей русской мадемуазель не хватало? Да я бы за такого зубами держалась. Красив, талантлив, кредитоспособен. Чего ж еще?!

Соня схватила болтушку за рукав:

– Подождите, Жизель! Как зовут этого поэта?

– Гастон Леду, мадемуазель.

Соня ахнула: именно так звали того поэта, о котором с отчаянием вспоминала Варвара!

– Вы знаете, где он живет, Жизель?

Горничная закатила глаза:

– Откуда же мне знать, мадемуазель? Я не какая-нибудь, я – честная девушка. Я не набиваюсь к мужчинам! Месье Гастон просто сказал мне пару комплиментов, и нее. Так принято в Париже. А потом мы разошлись каждый в свою сторону. Но если он вам нужен, вы можете найти его в театре «Варьете» на Монмартре.

У Сони дыхание оборвалось. Да ведь про этот театр говорила гадалка мадам Ле Бон во сне. Театр «Варьете»!

– Этот театр стоит по левой стороне бульвара, и у него два ряда белых колонн?

– Конечно! Это самый модный театр в Париже. Когда была Всемирная выставка, туда приезжали даже короли и принцы со всего мира.

– И этот театр ставит оперетты на либретто Гастона Леду?

– Конечно, мадемуазель Софи, имя Гастона там на многих афишах! Но зачем он вам?

– Дело в том, что та русская мадемуазель, о которой он грустит, – моя подруга, и она скоро приедет в Париж.

– Повезло же Гастону! – всплеснула руками Жизель. – Любовь, побеждающая преграды и расстояние, – чистый роман! Ну всем везет, кроме меня, бедной девушки!..

И Жизель, шмыгнув носом, выскочила из номера Сони.

Париж, февраль 1876

Вечер того же дня

Соня плюхнулась на витой стульчик времен рококо. Ну и дела! Гастон все еще любит Варвару. Значит, как только она приедет, нужно помочь им встретиться. Или начать действовать, пока Варя в пути? Рассказать Гастону, что Варвара о нем грустит-вздыхает, объяснить: в том, что они разошлись, виновато незнание языка. Но теперь-то Соня в Париже, она переведет!

Господи, ну что за благословенный город, этот Париж! Виктор наконец-то поцеловал Соню и хочет, чтобы она понравилась его прабабушке. Ах, зачем? Неужели хочет сделать Соне предложение? А без прабабушки, конечно, нельзя. Ведь она – его единственная родственница. Иначе зачем бы он стал покупать Соне наряды да еще и оплачивать белье?..

Ах, какая красота! Соня вынула розовый пояс – кружевной со вставками ручной вышивки, с розами. Ах, роза – цветок любви. Недаром его так любила маркиза Помпадур. Она даже создала собственный сорт фарфора и назвала его «„Rose Pompadour“, потому что он был окрашен в любимый ею розовый цвет.

Соня всплеснула руками – вот про кого она забыла! Сейчас самый удобный момент. Варвара со своими служанками-охранницами осталась в Варшаве. Виктор думает, что Соня любуется бельем и часа на два оставит ее в покое. Самое время прочитать оставшиеся страницы записок Помпадур.

Девушка повернула ключ в замке. Прислуга отеля постучит. Если что, пусть постучит и Виктор. Соня достала старую шляпную картонку с коричневыми розами по бокам. Когда-то эта шляпка казалась ей верхом изящества. Но сейчас, когда она видела витрины шляпных магазинов Парижа!.. Завтра утром они с Виктором пойдут туда.

А потом поедут в Версаль к бабушке, вернее прабабушке. Но это завтра. Сейчас – записки Помпадур!

Вот эти четыре листа Соня уже читала. А вот эти два еще предстоит проштудировать. Вдруг на что-то наткнется!

Сначала девушка вынула один лист, а все остальное запихнула обратно. Если кто и войдет, один лист можно спрятать в лиф платья.

Письмо было помечено:

«Версаль, май 1749».

«Сегодня я счастлива. Кажется, все обычно. Но…