– Нравится? – с сочувствием поинтересовался Семен. – У лоуринов таких много. Только ни дарить, ни обменивать нельзя – очень сильная магия. Металл нам дал сам Умбул – сбросил с неба большой кусок возле поселка. Нам к нему прикасаться можно, а вот всем остальным – нельзя. Если кто чужой возьмет в руки – беда. Ладно, если б такой человек просто сразу помер, так ведь нет! Или бесы в него вселятся и мучить начнут, или близкие умирать станут один за другим, или на охоте удачи не будет, а уж что мужское орудие навсегда мягким останется – это наверняка. И ничего тут не поделаешь, никакие заклинания не спасут!

– Я видел волшебные орудия в руках нелюдей.

– Мы зовем их темагами – и вам советуем. Умбул (сам!) сказал мне во сне, что они тоже люди, только другие. Он заботится о них, как о детях, и нас заставляет.

– Ничего себе – дети! – усмехнулся Малхиг, но глаза его остались серьезными.

– Нам ли спорить с Умбулом? Мы можем лишь робко пытаться понять его промысел. Я много говорил об этом с Нишавом.

– Знаю. Я слушал все твои послания и помогал составлять ответы.

– Значит, ты в курсе! – изобразил радость Семен и начал лихорадочно вспоминать, чем он успел «загрузить» Нишава за годы «переписки». Нужна была пауза, и он предложил: – Давай вмажем волшебного напитка! Вряд ли Нишав щедро делился с тобой моими подарками.

– Делился?! Посланец Умбула никогда ни с кем не делится. Да и кто рискнет желать этого?

– Да? – удивился Семен и подал собеседнику наполненную стопку. – Тогда будем здоровы! Только дыхание задержи, когда глотнешь.

Себе хозяин налил половину (как раз на глоток), а гостю полный стопарь. Выпил, поставил стаканчик не березовую плаху, взял ломтик мяса и принялся его жевать. Малхиг повторил его действия – все, за исключением одного: самогон он не выпил, а лишь смочил им губы.

«Однако! – изумился Семен. – Такого в этом мире еще не было! Губы он смочил, чтоб показать, что чужого колдовства не боится или, точнее, боится, но хозяину доверяет. А не выпил! Что ж, один ноль в его пользу!»

Малхиг, похоже, мысли Семена разгадал (чем же он себя выдал?!):

– Попав внутрь, волшебный напиток возносит человека к высотам иных сущностей или погружает в пучины предвечного бытия. Мой же удел – дела Среднего мира. Так говорит Нишав, а ему, сам понимаешь, виднее.

Произнес это Малхиг с некоторой печалью по поводу упущенных возможностей. Глаза его, однако, ничего подобного не выражали.

– Да ладно! – махнул рукой Семен («гостевой» самогон был неразбавленным и по мозгам бил довольно быстро). – Это он тебе специально наплел, чтоб самому больше досталось. А чего он сидит в своем шатре и не вылезает? Боится, что ли?

– Зачем ему вылезать? – усмехнулся (глазами!) Малхиг. – Он и так все видит, слышит и понимает.

– Тогда зачем в такую даль приехал? Сидел бы дома и все понимал там!

– Кто знает мысли великих? – пожал плечами гость. – Вряд ли он скоро снизойдет до дел этого мира, так что тебе придется пока говорить со мной.

– Пожалуйста! – в свою очередь пожал плечами Семен. – Мы люди простые, незатейливые…

– Тогда скажи, зачем великий маг Семхон Длинная Лапа вместе с детьми пинал ногами круглый мешок с шерстью? На это смотрели иноплеменники, дикие люди и нелюди. Они чему-то радовались и кричали.

«Так, – мысленно крякнул Семен. – Хороший вопрос – для чего нужны публичные спортивные состязания. Ответом, что мол „для развлечения", тут не отделаешься – гость решит, что я хитрю и „пудрю ему мозги". Тогда что сказать? Чего ради в Древней Греции возникла традиция проведения Олимпийских игр? Женщины в них не участвовали, только мужчины, причем в голом виде. Они там все были гомиками, так что это своего рода древний стриптиз? Конкурс красоты на звание „мистер Греция"? Безусловно так, но не это главное. На самом деле это было некое религиозное действо, форма поклонения (или жертвоприношения?) обитателям Олимпа. А у нас что?!»

– Это – игра, – сказал Семен. – Действо, услаждающее Умбула и тварные потусторонние сущности.

– Каким образом?! – вскинул бровь Малхиг. – По площадке бегали дети разных племен и народов, в том числе и тех, кто не знает Умбула.

– Видишь ли, – рассмеялся Семен, – Творца знают все, но для одних он Умбул, для других Амма, для третьих Пренгол. Даже дикие люди знают его, но не произносят его обозначения. Творец всемогущ и всеведущ. Ему, конечно, известны заранее последствия всех его деяний и деяний тварей его. Не ведает он лишь одного: в чьи ворота попадет в следующий раз мешок, набитый шерстью.

– Он не властен над мешком?! Или теми, кто бьет по нему ногами?!

– Властен, конечно, – никаких сомнений!

– Тогда почему?! Такое глупое занятие…

– Ну-у, Малхиг… Я всего лишь маленький, слабый колдун, робко пытающийся понять желания и волю Вседержителя. Ты же видел: и те, кто играл, и те, кто смотрел на игру, испытывали сильные чувства – радость, горе, волнение. А ведь это была не война и не охота. Никто никого не лишал жизни и даже не наносил увечий. Тем не менее чувства у людей были. Не скажешь же ты, что все дружно лишились разума?

– Не скажу.

– А раз Умбул даровал людям лишнюю радость, значит, их занятие угодно ему, правильно? Встают вопросы: угодно чем и почему? Я думаю, именно потому, что Творец не вмешивается в игру и сам с интересом ждет результатов. Он, наверное, наслаждается, наблюдая, как люди (дети!), предоставленные сами себе, реализуют возможности и вероятности.

– Удивительные дела творятся на берегах этой реки, – качнул головой гость. – Наверное, лишь великий Нишав способен понять их. Мужчины-воины тоже могут играть?

– Ну-у, видишь ли… – замялся Семен. – Могут, наверное, но это сложно. Они должны объединиться в группы, в которых будут иноплеменники – с ними придется действовать вместе. Иначе нельзя – проверено! Играть же вместе с «чужими» получается только у детей, которых я этому специально учу. Мне приходится отбирать лучших из всех племен и кланов. Это очень трудно… Как раз перед вашим приходом я проверил очень многих, чтобы найти тех, кто способен научиться говорить на волшебном языке и рисовать магические знаки.

– Волшебный язык нужен, чтобы говорить с духами?

– Нет. Он нужен чтобы понимать иноплеменников, нелюдей и диких людей.

Гость опустил веки и надолго задумался. Потом открыл глаза, многозначительно и твердо посмотрел на Семена:

– Нам это нужно. Понимание дает власть. Тебе больше не придется выбирать лучших детей для обучения. Я… то есть Нишав, даст тебе их.

– Это мы уже проходили! – рассмеялся Семен. – Правила, по которым живет школа, освящены волей Умбула. Я не раз пытался нарушать их и всегда бывал жестоко наказан.

– Как?