– Плотней не бывает. Сабур будет платить исправно и в срок.

– Когда присылать казначея?

– Через неделю. Подготовлю зеленый лимон.

Сабуру придется поднатужиться, чтобы собрать эти деньги, но Мирон не оставит ему выбора. Он сделает все, чтобы заслужить расположение Карлоса.

– Очень хорошо.

Карлос глянул на своего спутника так, как будто собирался отказать ему в чем-то. Хотя при этом надежды не лишал… Во всяком случае, Мирону так показалось.

– Оранжерея, считай, построена, – сказал он.

– Оранжерея?! – не понял Карлос.

– Оранжерея, в которой зеленые лимоны выращиваются.

– Да, такие оранжереи нам нужны, – покровительственно улыбнулся вор.

– А чем поливают в этой оранжерее? – спросил Солончак.

Молодой он, а выглядел хуже Карлоса. Темные мешки под глазами, грубая, шелушащаяся кожа, нездоровый цвет лица. Костюм двубортный на нем, но шел он ему, как хромой корове царское седло.

– Кровью, – поняв мысль собеседника, ответил Мирон.

Солончак собирался обвинить его в беспределе, и это лишь начало. Похоже, этот вор действительно метил на место Мирона. Не так уж много в стране городов, где «новые» отстегивают в общак по полной.

– А что не так?

– Большой шухер в Тиходольске, вот что, – обдумывая свои слова, ответил за своего спутника Карлос.

– По-другому не вышло. Заводские платить отказались, пришлось их в стойло ставить.

– Почему отказались?

– Да нашлись те, кому наша воровская власть не нравится.

– А почему не нравится? Может, потому, что вор баб по беспределу лохматит? – жестко и злорадно спросил Солончак.

Именно этого и ждал Мирон. Именно поэтому на его лице не дрогнула ни одна мышца.

– Может, кто-то и лохматит. Мне зачем об этом заявлять?

– Да слух прошел… – не зло, но с укором смотрел на Мирона Карлос.

– Чтобы слух прошел, он должен появиться. А кто слух этот запустил? Заводские запустили. Чтобы мое положение пошатнуть…

– Вояка за тобой гонялся. Из-за своей бабы.

Карлос, похоже, не очень-то хотел раздувать эту тему, но Солончак не унимался.

– Не знаю ничего такого, – покачал головой Мирон. – Утка это.

Никто ничего уже не докажет. Юля пропала, Дергун ничего не видел, а пацаны, которые в курсе, уже на том свете. А Мирон, как ни крути, сейчас на коне, и, чтобы выбить его из седла, одной утки мало. Тут веские доказательства нужны, а у Солончака их нет.

– Утка хороша по-пекински, – усмехнулся Карлос.

– Не было ничего такого, – прямо глядя на него, сказал Мирон.

– Ну, не было и не было…

– Учти, если утка окажется гусем, кое-кто может превратиться в петуха, – пригрозил Солончак.

Мирон посмотрел на него, вкладывая во взгляд всю свою внутреннюю мощь. Он с легкостью поставил под себя целую бригаду, затем уничтожил ее, и теперь под ним целый город. Его боятся и уважают, а кто такой Солончак? Может, в зоне он что-то собой и представлял, а на воле чем он блеснул? Не слышал о нем ничего Мирон. Сявка он коронованная, этот Солончак, и пусть попробует доказать, что это не так. А если не докажет, сам превратится в петуха. Обязательно превратится.

– Мне учитывать нечего. Я не замазан. У меня все в цвет. Город мой, лаве идет, какие предъявы? То, что крови много льется, так я не знаю, в каких санаториях ты чалился.

Карлос поднял руку, пресекая перепалку.

– Кровь – это плохо, – сказал он. – Крови больше не надо.

– Все уже на мази.

– Точно?

– Никаких проблем.

– С мусорами как?

– Да вроде успокаиваются.

– Пусть успокаиваются… Как осетрина? – спросил Карлос, давая понять, что деловой разговор закончен.

Мирон медленно и с облегчением выпустил из легких воздух. Отбился от предъявы, остался на своем месте. Но Солончака надо бы взять под наблюдение, а то как бы этот гад не подвел под него подкоп. И Юлю нужно найти.

* * *

Крики, стоны, скрипы. Даже в дом заходить не надо, чтобы это услышать. И это не из телевизора звуки.

– Что там? – зло спросил Мирон.

– Девчонок по дороге сняли, – невесело и даже с чувством вины сказал скуластый Лешик.

Он охранял дом, который снял для себя Цукат. И ему тоже, по ходу, хотелось поучаствовать в оргии.

Дверь открылась, и на порог вышел Цукат. Под мухой он, распаренный, но при этом в белой рубашке и наглаженных брюках. Он хотел курить и держал в руках сигарету, катая ее в пальцах.

– Здравствуй, Мирон. Каким ветром?

– Что там такое?

– Эти сами хотят. Они домой поедут.

Он не стал предлагать вору участвовать в оргии: не захотел оскорблять Мирона. Хоть и отмороженный он, но свое место знает. И от него прятаться не пытается, хотя и мог бы зашифроваться.

– Сантос где?

– Пока не знаю.

– А Дергун?

– Та же беда.

– Тогда какого хрена? – Мирон кивнул на окно, за которым шла оргия.

– В Москве мы были, на обратном пути сняли. Сегодня отдохнем, завтра поедем. Всех найдем, и Сантоса, и Дергуна.

– И Юлю.

– Ну, сначала за Сантоса и Дергуна получим…

– Получишь. Все получишь, даже если Сантоса и Дергуна не найдешь… Сначала Юлю, потом все остальное…

Цукат едва заметно улыбнулся. Его такой вариант вполне устраивал.

– Все сделаю.

– И давай без беспредела.

– Нормально все будет, – кивнул Цукат, поворачиваясь к вору спиной.

Мирон вернулся к своей машине, сел, достал сигарету, закурил.

– Что скажешь? – спросил он.

– Да какой-то мутный он, – отозвался Колотарь.

Голова у него мощная, кости лица крупные, а черты будто стесанные. Словно топором вырубили ему лицо, а потом грубо и неудачно прошлись по нему рашпилем. Роста он чуть выше среднего, не амбал, но семижильный и живучий. Однажды его избивала целая толпа, с полчаса ногами месила, все думали, что не выживет Колотарь. И ничего, поднялся, отряхнулся и дальше пошел. Как на собаке все зажило.

Жарко на улице, а на нем черная рубаха с длинным рукавом, и только одна верхняя пуговица расстегнута. И печатки на пальцах, как у Мирона, но не золотые, а серебряные. В зоне Колотарь козырял своими татуировками, а на воле старался их не показывать. И на хрестоматийного уголовника старался не походить…