Но тут мы стояли и глядели друг на друга в реальном мире, не в моих фантазиях. Он остановился на тротуаре, и я переложила кофе из одной руки в другую.

– Как у вас дела? – спросила я.

– Хорошо, – ответил он. – Как в тот раз съездила ваша сестра?

Посетительница торопливо вышла из кофейни, и нам пришлось разойтись по сторонам, поскольку мы загородили дверной проход.

– Она сказала, что все прошло хорошо, – ответила я. – Ребенок растет.

Мне внезапно стало стыдно, как будто он мог каким-то чудом читать мои мысли и догадался, что я все время вспоминала нашу предыдущую встречу.

– А как вы справляетесь со всем этим? – поинтересовался он, шагнув чуть ближе.

– Нормально, – ответила я – слишком отрывисто и перевела взгляд на машины, припаркованные вдоль бордюра на другой стороне улицы.

Доктор Петерсон стоял передо мной и пристально глядел на меня в ожидании подробного ответа.

– Было трудно, – призналась я, снова посмотрев на него.

– Не сомневаюсь. Она ведь ваша сестра-близнец.

Я поглядела себе под ноги, потому что знала, что он думал. Он предположил, что мы с Надией были нормальными близнецами, которые вместе росли, носили похожую одежду и были привязаны друг к другу, как могут быть привязаны близнецы. Он даже представления не имел, что до прошлого года мы и не подозревали о существовании друг друга. Нас разлучили сразу после рождения, а недавно, после нескольких месяцев дружбы, мы разлучились снова из-за не менее жестоких обстоятельств.

Наши отношения были далеки от нормальных.

– Может, вы поужинаете со мной? – вдруг спросил он, и я была так ошарашена, что едва не выронила из рук кофе.

– Когда? – Я задала этот вопрос, как будто от времени и числа зависело, скажу я «да» или не скажу, и это было смешно, потому что не имело значения. Ответ все равно будет «да», в любом случае.

Его глаза улыбнулись мне.

– Как насчет сегодняшнего вечера? Если вы свободны.

– Сегодня? Замечательно. – Я старалась не сойти с ума от счастья прямо тут, на улице. – Во сколько?

– Вам удобно прийти где-нибудь в семь?

– К вам домой? – Мне уже окончательно не верилось в реальность происходящего, потому что именно так все происходило в моих мечтах.

– Да, я приготовлю что-нибудь.

– Хорошо, – улыбнулась я. – Что принести?

– Только себя.

Он сообщил мне номер своего дома на Чеснат-стрит и открыл дверь кофейни.

– До вечера, – сказала я.

– Я буду ждать.

Я шла по улице, и моя душа пела. Но тут я подумала, что же скажу Надии. Он был ее доктором, а этим вечером я оставлю ее дома одну, а сама отправлюсь к нему домой на ужин.

Я решила, что ничего ей не скажу. Просто объясню свое отсутствие как-нибудь иначе.

Но почему я не хотела, чтобы она знала?

Пожалуй, тут было несколько разных причин.

Я сделала именно так, как и планировала. Солгала своей беременной сестре-сердечнице. Сказала ей, что пойду ужинать с клиенткой. Потом вышла из дома, села в машину и проехала за угол к доктору Петерсону. Дойти пешком было бы намного быстрее, потому что я долго искала место парковки, а потом протопала еще большее расстояние с противоположной стороны. Что ж, пожалуй, и поделом мне.

Дойдя наконец до дома доктора Петерсона, я на мгновение остановилась и посмотрела на него. Красный кирпич, черные ставни, блестящая черная дверь, почти идентичная моей. Но в моих оконных ящиках росли красочные бархатцы, а у него какая-то трава. Но они хотя бы были зеленые.

Набрав полную грудь воздуха, я поднялась по ступенькам и постучала в дверь медным молоточком. Доктор Петерсон открыл мне, и я решила больше не называть его доктором Петерсоном.

– Привет, Джекоб, – сказала я.

Он шагнул в сторону.

– Привет. Заходи. Это нам? – Он показал жестом на бутылку вина, которую я принесла в пакете, а когда я достала ее, он взял ее из моих рук, чтобы я смогла снять свою кожаную куртку.

Кроме куртки, на мне были джинсы, черная шелковая блузка и черные босоножки на высокой танкетке.

Джекоб тоже был в джинсах и казался широкоплечим в свободной голубой хлопковой рубашке.

Я прошла за ним на кухню.

– У тебя нет аллергии на морепродукты? – спросил он.

– Нет, я люблю их.

– Прекрасно. – Он подошел к плите и высыпал пакет с живыми мидиями в кастрюлю, на дне которой кипел бульон.

– Как восхитительно пахнет, – проговорила я.

Джекоб повернулся ко мне:

– Вина?

– Да, пожалуй.

– Красного или белого?

Я посмотрела на его бокал с белым вином и открытую бутылку на столе.

– Я бы выпила белого.

Он налил вино в бокал и протянул мне, потом оперся о столешницу.

– Как сегодня работалось? – спросил он.

Я с улыбкой взглянула на него.

– Правила вежливости требуют, чтобы я ответила «хорошо», но это не совсем так, потому что сейчас у меня тяжелый процесс.

– Расскажешь? – попросил он. – Если это не нарушит ваши правила конфиденциальности…

Я взяла полоску чеддера с блюда с крекерами и сыром и рассказала Джекобу про женщину, у которой суд отобрал детей, потому что во время бракоразводной процедуры она обращалась к психиатру; и как ее муж использовал это и заявил, что она недееспособна и не может заботиться о детях.

– Я готов биться об заклад, что такие вещи происходят чаще, чем мы думаем, – заметил Джекоб.

– Ты даже не представляешь, насколько часто.

И вот, пока мидии готовились на пару, мы стояли и беседовали о правовой системе. Когда раковины открылись, он выложил их в миску из нержавеющей стали и поставил на кухонный островок с гранитной столешницей. Мы стояли у островка, макали мидии в растопленное масло, ели их и беседовали, в основном о моей работе.

– Тебе она нравится? – спросил Джекоб.

Я положила на стол устричную вилку и взялась за бокал.

– Да, вполне. Несмотря на неприятные вещи, с которыми часто приходится иметь дело, я с удовольствием помогаю людям выбираться из тяжелой жизненной ситуации. Обычно ко мне они обращаются в разгар бракоразводного процесса, издерганные, несчастные, полные страха перед неизвестностью в будущем. Но потом они испытывают облегчение и переводят дух. На этом этапе клиенты с радостью обнимают меня и благодарят. И это хорошие для меня дни. – Я наклонила голову и улыбнулась. – Но ты, вероятно, проходишь через то же самое в своей профессии.