вру я. – И подумал, что мы могли бы сходить куда-нибудь поесть, пока не стемнело. Держи, это тебе.

Она опускает взгляд на коробку, которую я протягиваю, а затем открывает ее. Внутри ее ждет черничный кекс, и вопреки своему желанию она улыбается:

– Тебе повезло, мне больше нечего делать. А, и… спасибо.

Если я вздрагиваю каждый раз, когда она меня задевает, то ее наш недавний разговор, кажется, не особо впечатлил. Ну, или она очень хорошая актриса. А еще она так и не притрагивается к кексу, хоть и не более секунды, но меня это беспокоит.

Я отвожу ее в ресторан в десятом округе, где подают лучшие стейки из пашины во всем городе. Когда мы до него добираемся, на Париж уже опускается ночь.

Во время еды Зои увлеченно рассказывает мне о том, что хочет сшить в качестве итогового проекта, и я внимательно ее слушаю. Я вновь вспоминаю о Джули, и на мгновение мне даже становится жаль, что у меня самого нет никакой страсти. Долгое время я думал, что это значило, что у меня нет индивидуальности. А затем я открыл для себя путешествия.

Увидеть мир. Вот в чем моя страсть. И плевать, что с ней на жизнь не заработать.

– Придется много работать, но это того стоит.

– Уверен, что у тебя все получится. А если понадобится совет или какая-нибудь ткань, дай мне знать. Моя мама может помочь.

Она бросает на меня полный скепсиса взгляд:

– Не думаю, что твоя мама захочет встречаться с девушкой, с который ты спишь.

– Технически мы еще не спим. Ну, или я все пропустил. Успокой меня хотя бы: это было хорошо?

Она укоризненно смотрит на меня, словно говоря: «Ты прекрасно понимаешь, о чем я». Я непринужденно пожимаю плечами. Мое дело – предложить, а она вольна делать с этим предложением все, что захочет. Я вытираю рот салфеткой, и Зои вдруг ни с того ни с сего спрашивает:

– Ты когда-нибудь приводил домой девушек? Ну, подружек?

– Конечно же. Когда я был моложе, я влюблялся на каждом шагу.

На ее нежных губах застывает легкий намек на улыбку. Мои же широко растягиваются, когда она говорит:

– Полагаю, ты западал лишь на красивых девушек?

– Необязательно. Но для меня они все были красивыми.

Она молча смотрит на меня. Я объясняю, что был настоящим донжуаном, но не ублюдком. Я всегда был очень мил. И что хуже всего, я всегда думал, что безумно влюблен. Был жертвой собственного сердца.

– Что произошло?

Дожевав, я упираю локти в стол:

– Классическая история: в выпускном классе моя девушка изменила мне с парнем постарше, студентом-медиком. Вскоре после она меня бросила, объяснив это тем, что она была для меня слишком взрослой. И нет, это не разбило мне сердце, но в моей голове вдруг что-то щелкнуло… и я сказал себе: «Как я мог быть влюблен в девушку, которая так дерьмово со мной обращается?» Поэтому я снизил ожидания и решил приберечь все, на что я способен, для того, кто будет этого заслуживать. Я трахаюсь со всеми подряд не потому, что разочаровался в любви, а просто потому, что на данный момент это подходит мне лучше всего.

Между нами повисает тишина. Невозможно понять, о чем она думает: ее лицо словно железобетонная стена. В конце концов она опускает свой бокал и, морща лоб, наклоняется ко мне. Она смотрит на меня так, словно впервые видит.

– Забавно, – бормочет она. – Когда оказываешься в твоем обществе всего на пару минут, совсем не ожидаешь услышать нечто подобное.

– Не ожидаешь, значит?

– Не-а. Ты у нас, получается, Красотка.

Я смеюсь, в свою очередь наклоняясь к ней. Ее губы всего в нескольких сантиметрах от моих.

– К твоему сведению, это ты сидишь в ботфортах.

– Возможно, начиная с этого момента нам стоит запретить поцелуи в губы. Это слишком… интимно, – договаривает она, когда мой взгляд замирает на ее губах.

Напряжение просто невыносимо. Волнами накатывающее желание проходится по каждому моему органу, я поднимаю глаза и, наклонившись, выдыхаю:

– Черта с два.

Мой рот легко, как перышко, прижимается к ее рту. Зои не сопротивляется, и я медленно провожу рукой у нее за ухом, большим пальцем касаясь ее подбородка. Ее кожа такая нежная, такая тонкая… и такая светлая в сравнении с моей, смуглой.

Мой язык обводит контур ее губ, прося у нее разрешения. А затем я вдруг шепчу:

– Надеюсь, ты быстро бегаешь.

Она замирает, ничего не понимая, но ее лицо все так же близко к моему.

– Что?

– В своем списке ты пообещала сделать что-нибудь незаконное. У меня есть идея.

Проходит три добрых секунды, и ее глаза широко распахиваются. Я крепче обхватываю ее шею, глядя ей прямо в глаза. Судя по ее реакции, она впервые уйдет, не заплатив.

– Я тебя не заставляю, – успокаиваю я ее, поглаживая по щеке. – Если не хочешь, я заплачу.

Сердце стучит раз.

Сердце стучит два.

Три…

– Ладно.

Я улыбаюсь и говорю ей незаметно собирать вещи. В это время я со спокойным выражением лица откидываюсь на спинку стула. Официанты не обращают на нас внимания: они слишком заняты беготней от одного столика к другому.

Это будет проще простого.

Я спрашиваю у Зои, готова ли она, и она кивает.

– Я буду считать. На счет «три» беги к выходу так быстро, как только сможешь. Поняла? На улице сначала сворачиваем направо, потом налево. Ничего сложного.

Она снова кивает, приготовившись уносить ноги. Я сдерживаю улыбку и начинаю отсчет:

– Один… два… три!

Мы одновременно устремляемся к выходу. Зои бежит впереди, зигзагами огибая столы, и я улыбаюсь, как идиот. Люди недоуменно смотрят на нас, но я не обращаю на это внимания.

Оказавшись на улице, я хватаю ее за руку и уношу ноги. Она смеется как сумасшедшая и делает то же самое. Не сдержавшись, я тоже начинаю смеяться. Неожиданно начинается дождь. Несколько прохожих оборачиваются, когда мы пробегаем мимо, кто-то из них обкладывает нас матом, но мы, несмотря ни на что, продолжаем бежать.

Когда мы оказываемся уже достаточно далеко от ресторана, я ее останавливаю. Ее дыхание сбилось, как и мое, но на ее лице – самая широкая в мире улыбка.

– О боже мой, – смеется она, упираясь руками в колени. – Никогда не делала ничего настолько безумного!

Я подхожу к ней и, ухватив за подбородок, целую прямо в губы. В нашем поцелуе абсолютно нет никакого смысла. Он дикий, свирепый, не поддающийся контролю. Когда я наконец отстраняюсь, сцепив за ее спиной руки, то поздравляю себя.

Она никогда не узнает, что прежде, чем свалить, я оставил на столе пятидесятиевровую купюру.

Главное, что она уверена, что сделала что-то незаконное.

– Было круто!

– Мне все так говорят, – шучу я, откидывая прядь ее волос.

Веселясь, она закатывает глаза и отталкивает меня. Как ни в чем не бывало мы шагаем дальше, пока легкая морось не становится настоящим ливнем. Парижане переходят на бег и прячутся под навесами пекарен.

Я собираюсь сделать то же самое, как вдруг замечаю, что Зои рядом нет: она остановилась несколькими метрами ранее. Замерев посреди тротуара, она вытягивает перед собой руки ладонями к небу и открывает рот, ловя капельки воды.

– Что делаешь? – спрашиваю я, подходя ближе.

Ее ресницы тронуты паутинкой дождя, отчего голубые глаза сверкают ярче обычного, а волосы стекают по тонким плечам. Она выглядит просто потрясающе.

– Я обожаю дождь.

Вот и все. Она стоит посреди тротуара, промокшая до нитки, потому что «любит дождь». Вдруг мне в голову приходит идея. Я жестом говорю ей подождать и достаю телефон.

Начинает играть песня You Found Me группы The Fray, и я убираю телефон в карман куртки. Звук достаточно громкий, чтобы ее все еще было слышно.

– Потанцуй со мной, – тихо шепчу я, протягивая руку.

Зои прикусывает губу, и по ее подбородку стекает капля размером с жемчужину. Я борюсь с желанием поймать ее своим языком.

– Под твою стремную музыку? Черта с два, – шутит она.

Я улыбаюсь еще шире, руками касаясь ее поясницы. Мои губы мягко