Праздник длился так долго, что Отчаянного начали кормить только в сумерки, а теперь уже совсем стемнело. Лоуренс прилег рядом с ним и стал смотреть на полузнакомые звезды южного полушария. Ночь выдалась ясная, в самый раз для определения долготы. Матросы тоже праздновали. Рисовое вино вдохновило их на разгульную, крайне откровенную песню. Лоуренс удостоверился, что Роланд и Дайера на палубе нет; они, видимо, отправились спать сразу же после ужина.

Когда гуляки начали расходиться по своим гамакам, с квартердека осторожно поднялся Райли, красный и помятый. Лоуренс пригласил его сесть, но предлагать ему вино воздержался.

— Что ж, нельзя отрицать, что праздник удался, — сказал Лоуренс, — любая великосветская дама была бы в восторге, дав такой блестящий званый обед. Но по мне лучше бы блюд было наполовину меньше, а слуги не столь усердно потчевали гостей.

— Да-а, — рассеянно ответил озабоченный чем-то Райли.

— Случилось что-то? — Лоуренс окинул взглядом мачты и такелаж. Все было в полном порядке, и корабль, по его ощущениям, шел со всей доступной его габаритам скоростью.

— Не хочу быть сплетником, Лоуренс, но и молчать не могу. Этот ваш кадет, Роланд, уснул прямо за столом, и слуги через переводчика спросили меня, куда его отнести. — Лоуренс уже почуял неладное, и продолжение не слишком его удивило. — Переводчик, правда, сказал «ее». Я хотел поправить, но посмотрел сам и увидел, что Роланд, вне всякого сомнения, девочка. Ума не приложу, как она столько времени умудрялась это скрывать.

— О черт! — Лоуренс так устал после пира, что не следил за своим языком. — Вы ведь больше никому не сказали, Том? Нет? Очень прошу вас и впредь держать это в тайне. Дело в том, что длиннокрылы позволяют управлять собой только женщинам. Как и некоторые другие породы, но длиннокрылы для нас важнее всего. Мы не можем без них обойтись и вынуждены готовить девочек в качестве их капитанов.

— Да что вы! — недоверчиво отозвался Райли. — Командир вашего звена недавно побывал у нас вместе со своим длиннокрылом. — Он заподозрил, видно, что Лоуренс разыгрывает его.

— Вы имеете в виду Лили? Ее капитан — женщина, Кэтрин Харкорт. Уверяю вас, это правда.

Райли переводил растерянный взгляд с него на Отчаянного.

— Но послушайте, Лоуренс… это же в голове не укладывается. Противоречит всем понятиям нравственности! Раз уж мы посылаем женщин на войну, почему бы их и в море не брать? Наш флот сразу вырос бы вдвое. Что за важность, если каждый корабль превратится в бордель, а на берегу будут пищать брошенные младенцы!

— Полно вам. Одно к другому никакого отношения не имеет. — Необходимость службы женщин в авиации удручала самого Лоуренса, но столь романтические аргументы показались ему излишними. — Речь не идет о том, что это должно стать общим правилом, но если добровольная жертва немногих служит безопасности большинства, ничего дурного здесь я не усматриваю. Знакомых мне женщин-офицеров никто не принуждал поступать на службу. Даже обычные финансовые соображения, побуждающие мужчин выбирать себе тот или иной род занятий, неприменимы к ним. И могу вас заверить, что со стороны офицеров-мужчин они не терпят никаких оскорблений.

Райли, ничуть этим не успокоенный, перешел от общего к частному.

— Так вы по-прежнему намерены держать при себе эту девочку и позволять ей расхаживать в мужском платье? — спросил он жалобно. — Допустимо ли это?

— В уставе есть особый пункт относительно форменной одежды для воздушных офицеров женского пола. Одобренный Короной, как и все другие законы. Мне жаль, Том, что вас это так огорчает. Я надеялся, что вы ничего не узнаете, но утаивать что-то на корабле целых семь месяцев вряд ли возможно. Поверьте, я был шокирован не меньше вашего, узнав впервые об этой практике — но мои соратницы, право же, на обычных женщин совсем не похожи. Их с самого начала воспитывали как офицеров, а привычка, знаете ли, побеждает даже натуру.

Отчаянный, слушавший их разговор с возрастающим замешательством, сказал:

— Я никак не могу понять, в чем тут разница. Лили вот самка, а воюет не хуже меня… ну, почти.

Райли отнесся к этому так, словно его попросили рассказать, что такое прилив или фазы луны, но Лоуренс давно привык к радикальным высказываниям своего воспитанника.

— Женщины обычно меньше и слабее мужчин, Отчаянный. Военная служба им дается труднее.

— По моему, капитан Харкорт не намного меньше вас всех. — Дракон, глядящий с высоты тридцати футов и весящий около восемнадцати тонн, и впрямь едва ли заметил бы разницу. — И разве дело в величине? Я, например, меньше Максимуса, а Мессория меньше меня, но это не мешает нам хорошо драться.

— У людей все иначе, чем у драконов. Женщины, помимо всего прочего, рожают детей и потом долго о них заботятся. Драконы просто откладывают яйца, и детеныши, выходя из них, способны сами позаботиться о себе.

— Так вы не из яиц появляетесь? — заморгал Отчаянный. — А как же тогда…

— Простите. Меня, кажется, ищет Парбек, — сказал Райли и улетучился невероятно быстро для человека, только что поглотившего обед в четверть собственного веса.

— Я не могу растолковать тебе это, потому что у меня детей пока нет, — вывернулся Лоуренс. — И потом, уже поздно. Если хочешь завтра лететь далеко, надо как следует выспаться.

— Да, мне и правда спать хочется. — Отчаянный высунул длинный раздвоенный язык, пробуя воздух. — Думаю, завтра погода тоже будет хорошая. Доброй ночи, Лоуренс. Ты рано придешь?

— Буду в твоем распоряжении сразу же после завтрака. — Лоуренс поглаживал Отчаянного, пока тот не уснул. Шкура у дракона нагрелась от усиленной работы камбуза, который теперь наконец-то получил передышку. Когда глаза Отчаянного сомкнулись в узкие щелки, капитан спустился на квартердек.

Матросы разошлись по кубрикам или дремали прямо на палубе — лишь впередсмотрящие со снастей жаловались на свое невезение. Стояла приятная прохлада. Лоуренс прошел на корму, совершая моцион перед сном. Вахтенный мичман, молодой Трип, зевал почти как Отчаянный. При виде Лоуренса он захлопнул рот и сконфуженно вытянулся.

— Славный вечерок, мистер Трип, — сказал Лоуренс, пряча улыбку. Мальчик, по словам Райли, нес службу исправно и уже мало напоминал того баловня, которого его семейство навязало военному флоту. Запястья у него высунулись из рукавов на несколько дюймов, а мундир стал так узок, что пришлось расставить его с помощью крашеной парусины. Она отличалась по цвету от прочей ткани и выделялась полосой на спине. Волосы закурчавились и сильно выгорели на солнце, сделавшись почти желтыми — теперь и родная мать вряд ли признала бы его.

— О да, сэр, — бодро ответил Трип. — Такой замечательный обед, и мне еще дали с собой этих сладких клецок. Жаль, что мы не каждый день так едим.

Лоуренс, чей желудок еще не совсем успокоился, только вздохнул, завидуя юношеской выносливости.

— Смотрите не засните на вахте. — Мальчугана, естественно, клонило в сон после сытной трапезы, и Лоуренс не хотел, чтобы его наказали за это.