И впрямь, в воздухе стоял тяжелый запах крови и внутренностей, что на жаре казался просто тошнотворным. Еще день-другой, и здесь будет невыносимый смрад. Тучи воронья, что летали над полем боя, нетерпеливо каркали, ожидая своей очереди. Они ждали, когда люди, убившие других людей, заберут сейчас одежду, оружие и все, что сделано из железа, и уйдут, оставив им падаль. Самые нетерпеливые из птиц уже примостились на груди раненых, с плотоядным интересом присматриваясь к их блестящим глазам. Те, кто имел силы отмахнуться от наглых падальщиков, делал это, теряя последние силы, а птицы лениво перелетали на другое тело. Им, в общем-то, было совершенно все равно. На поле лежали тысячи тел, и уже к вечеру стаи, которые слетелись сюда отовсюду, наедятся так, что не смогут взлететь. Даже лисы, что ночью выйдут из леса на запах падали, не тронут сегодня птиц, ведь еды и так много. Куда больше, чем они смогут съесть. Всем хватит.

- Тут так плохо пахнет, - сказал юный король. – Меня мутит от этого запаха.

- Запомни этот запах, мой сын, - сказала ему мама. – Так пахнет твоя первая победа. А их будет еще много в твоей жизни. Ты же помнишь, чему я учила тебя?

- Да, - послушно сказал мальчик. – Мне не будет покоя, пока живы мои враги, и тетка Брунгильда особенно. Она опаснее всех остальных.

- Молодец! – похвалила мама. – Смотри и запоминай.

- А что мы будем делать дальше, мамочка? – спросил король, который осматривал разгромленный лагерь без прежнего страха. Он даже не отвернулся, когда бородатый воин, сверкая выбритым затылком с коротким выдохом разбил палицей голову раненому саксу, который крыл его почем зря на своем наречии.

- А дальше мы огнем и мечом пройдем по землям Австразии. Мы будем идти до тех пор, пока у нас хватит сил, и пока хватит возов для добычи.

- Но ведь у нас мало людей, мама! – наивно сказал король.

- Ты удивишься, сыночек, сколько друзей сразу же появляется у победителя, - хмыкнула она. – Не все хотят умирать в бою, но все хотят грабить побежденных. Поэтому скоро к тебе придут все, кто может держать в руках оружие. И даже те, кто не может.

- Да? – мальчишка задумался. Он сегодня усвоил еще один важный урок. Ведь все эти люди рядом с ним забыли, как не хотели идти в этот поход, как они не верили в их победу. Эти воспоминания унесло из их памяти, словно проливной дождь уносит в реку уличную грязь. – А я должен сказать им об этом?

- Ни в коем случае! – мотнула мама гривой густых волос, лишь слегка тронутых сединой. – Ты сделаешь вид, что ничего не случилось. И ты выскажешь им свою благодарность.

- Но они же трусы, и не пришли, когда были нужны, - возмутился король.

- А разве это твоя последняя война? – спросила мама, - Они тебе еще пригодятся. - И Хлотарь вновь задумался. До чего же тяжела наука быть королем! Мальчик легонько стукнул пятками конские бока. У него было еще много вопросов.

1 - приданное у германцев давал жених. Жених и невеста обычно хранили целомудрие до свадьбы. Невеста – точно.

Глава 39

Месяц спустя. Год 6100 от Сотворения Мира (592 от Р.Х.). Мец. Австразия.

- Святой Мартин, да за что мне это? – с тоской думала Брунгильда, глядя на ненаглядного сыночка, который брызгал слюной и орал что-то невразумительное. Смысл его воплей сводился к тому, что он потерял города по среднему течению Сены, и теперь хотел бы получить их обратно. – И как от Сигиберта могло родиться вот это?

Преданная, как собака, Файлевба стояла за спиной свекрови, держа на руках малютку Теоделану, третьего ребенка непутевого короля франков. Лицо молодой королевы было непроницаемым, словно маска. Даже самые прожженные хитрецы не могли выведать у бывшей служанки, что она думает на самом деле. А потому всплески эмоций недалекого муженька никак не отражались на ее хорошеньком личике. Девочка была весьма неглупа и отлично понимала, кому обязана своим положением. Теоделана хныкала, ее пугали крики отца. Впрочем, король уже терял пыл, видя, что мать и жена не реагируют и смотрят на него с бесконечным терпением, словно на неразумного ребенка. Наконец, Хильдеберт выдохся и упал в кресло.

- Ладно, говори, почему мы не пойдем отвоевывать мои города, - сдался, наконец, он.

- У нас нет на это ни сил, ни времени, - ответила мать и добавила, видя, что ее сын порывается снова начать свои излияния. – У тебя есть дела куда важнее. Тебе нужно мягко подчинить себе знать Бургундии, иначе ты лишишься гораздо большего, чем те земли, что раньше принадлежали раньше Хильперику. Ты потеряешь весь юг. Так что важнее?

Вопрос был риторический, и ответ был понятен. Потерять Прованс и Аквитанию ради того, чтобы получить земли севера – смешно и думать. За последние десятилетия знать Бургундии и Австразии раскололась на два разных народа. Они уже не считали себя чем-то единым. И даже франки, получившие земли и должности на благодатных землях юга, стали величать себя фаронами. Так называли себя аристократы бургундов, почти истребленные старым Хлотарем и его братьями. И вот что теперь происходит! Они породнились с римскими сенаторскими родами, они учат своих детей в школах, уцелевших с незапамятных времен, и их потомки теперь ничем не напоминают тех полудиких парней с топорами, что пришли сюда с берегов Мааса. Они даже носят какие-то дурацкие пряжки на поясах, думая, что именно так выглядели настоящие бургундские фароны. Вот ведь глупость какая! Брунгильда специально узнавала у стариков и точно знала, что не видели они таких пряжек у своей знати. Но все это укоренилось настолько прочно, что нужны теперь многие десятилетия, чтобы выкорчевать эти убеждения. Звероподобная знать Австразии, в свою очередь, свысока смотрела на изнеженных аристократов юга. Простые воины, любящие хорошую войну, баб и попойки, презирали грамотеев Бургундии. Именно эти два разных мира Брунгильде придется собрать в один, потому что ее сын на это совершенно не