Почти все требования Марии удивляют своей простотой и прозаичностью. Вот, например, явление 1483 г. в Каталонии:

А во-вторых, пусть перестанут кощунствовать и подают обычную милостыню и сборы, как установлено их покойными предками.

Зачастую видения появляются сразу после пробуждения. Франсиска ла Брава в 1523 г. заявила, что поднялась с постели, «не ведая, владеет ли своими чувствами», однако в более поздних показаниях уверяла, будто вполне проснулась. (Ей предложили выбрать ответ из целого спектра: полностью проснулась, в полудреме, в трансе, спала.) Иногда в сообщении отсутствуют существенные подробности (как выглядели сопровождавшие Деву ангелы) или же эти подробности противоречат друг другу: например, Мария одновременно и высока ростом, и мала, она и мать, и дитя — безошибочные приметы сновидения. В «Диалоге о чудесах» (Dialogue on Miracles), написанном в 1223 г., Цезарий Гейстербахский указывает, что клирикам Дева Мария зачастую являлась во время заутрени, в дремотный полуночный час.

Напрашивается подозрение, что многие, если не все, явления были особого рода сном, в полудреме или наяву, что тут немалую роль сыграли мистификации и откровенные подделки — в Средневековье процветало производство искусственных чудес, по наитию или божественному указанию отыскивались религиозные картины и статуи и т.д. Эта проблема охвачена кодексом церковного и канонического права «Семь партид» (Siete Partidas), составленном под руководством короля Кастилии Альфонсо Мудрого около 1248 г. В этом документе сказано:

Перечисляя источники ложных убеждений, Альфонсо приводит целый ряд — от сектантства, упорных заблуждений, фантазий и снов до галлюцинаций. Вот как он описывает особый род фантазии под названием antoianca:

Папская булла 1517 г. провела разграничение между явлениями «во сне» и «божественными». Даже в эпоху предельного легковерия светские и церковные власти все же оставались настороже, остерегаясь галлюцинаций и обмана.

Тем не менее католическое духовенство в основном поддерживало эти явления повсюду в средневековой Европе, особенно потому, что наставления Богородицы вполне соответствовали идеологии клириков. Хватало самого ничтожного «доказательства» — камня, отпечатка ступни, — ничего более убедительного не требовалось. Но к началу XV в. Реформация вынудила католическую церковь пересмотреть свое отношение к видениям: претендуя на откровение, свидетели нарушали монополию церкви на посредничество между Богом и человеком. К тому же некоторые видения, в том числе видения Жанны д'Арк, были отнюдь не так удобны с политической или моральной точки зрения. Судьи Жанны д'Арк в 1431 г. весьма откровенно писали, чем им досаждают ее видения:

И Жанну д'Арк, и Джироламо Савонаролу их видения привели на костер.

В 1516 г. Пятый Латеранский собор предоставил право судить о подлинности видений исключительно Апостольскому престолу. Бедные крестьяне подвергались суровой казни даже за видения, не имевшие никакой политической подоплеки. Инквизитор Лисенсиадо отзывался о видении молодой женщины Франсиски Брава как о «ущербе для святой католической веры и подрыве ее авторитета». Ее видение сводилось к «суете и легкомыслию». «Следовало бы обойтись с ней с большей суровостью», — заключает господин инквизитор:

Удивительно, как часто вопреки таким угрозам человек, имевший видение, упорно его отстаивал, и хотя его всячески поощряли признаться, что то был сон, или ложь, или какой-то обман чувств, свидетель все же твердил, что было истинное и подлинное видение.

И каким образом богословские и иконографические подробности видений в разных местах могли так точно совпасть в эпоху, когда почти все население было безграмотно, когда информация не распространялась газетами, радио и телевидением? Уильям Кристиан видел ответ на эту загадку в церковной драматургии, особенно в рождественских спектаклях, в проповедях с амвона и рассказах странствующих монахов и пилигримов. Слухи о новом святилище распространялись быстро. Люди отправлялись за сто и двести километров в надежде исцелить больного ребенка у камня, на который ступила Богоматерь. Ведения и формировавшиеся легенды влияли друг на друга. В эпоху частых засух, эпидемий и войн, при отсутствии медицинской и социальной помощи, когда никто и не слыхивал о систематическом образовании и научном методе, эти рассказы скептицизма не вызывали.

* * *

Почему видения дают такие простенькие указания? Неужели столь чтимая католиками Дева Мария должна самолично явиться лишь затем, чтобы в деревне, населенной несколькими тысячами душ, восстановили часовню и перестали браниться? Почему в ее речах не содержится ничего более существенного — какого-нибудь пророчества, смысл которого открылся бы спустя годы, и стало бы ясно, что подобное знание могло исходить лишь от Бога? Разве это не сыграло бы на руку католичеству в борьбе против Реформации и Просвещения? Но ни одно видение не пытается исправить известное заблуждение Церкви, помещавшей Землю в центр Вселенной, или предостеречь ее от соглашательства с нацистской Германией — двух серьезных как с моральной, так и с исторической точки зрения ошибок, которые, к его чести, признал папа Иоанн Павел II.