— Никуда мы отсюда не уйдем! — резко оборвал его Дагоберт. — Мы не трусы. Город почти взяли, нас хитростью остановили. Я от лазутчиков сведения получил. Тут пять сотен всего стоит.

— Пять сотен? — задумались герцоги. — Это и немного вроде. Нас-то куда больше, да и подкрепление подошло.

— Пять тысяч тут оставим, — отчеканил Дагоберт. — А остальное войско дальше пойдет. Нечего здесь сидеть. Только лишняя дурь в голове бродить начинает. Ты, Хродоберт, войско поведешь. Возьмешь своих Алеманнов и отряды франков из южной Нейстрии. Разори эту землю дотла! Руби сады, топчи поля, уводи скот, где только встретишь. Увидишь деревню — сожги! Увидишь венда — убей! Не гоняйся за князьком Само, иди на юг. Там сыщешь лангобардов и Октара с его всадниками. Веди их сюда. Чтобы к дню Усекновения головы Иоанна Предтечи[22] вы все здесь были! И найдите, наконец, эту сволочь Виллибада. Он должен был войско из Бургундии привести, а от него ни слуху, ни духу.

— А что будет в день святого Иоанна, государь? — почтительно спросили герцоги. Неистовая вера, которая горела в глазах короля, зажгла и в них яростное пламя.

— Мы, наконец, возьмем этот проклятый город! — твердо ответил Дагоберт.

Начало июня 631 года. Запад Нейстрии

Юдикаэль, король Думнонии, вел своих воинов на земли франков. Кан — вот ближайшее графство, которое так любили грабить бретонцы. Небольшой клочок земли, омываемый океаном, до сих пор принадлежал бриттам, беглецам из-за Ла-Манша. Римляне называли его когда-то Арморика, но теперь он стал Бретанью, в честь новых хозяев. Они приплыли сюда, спасаясь от саксов, которые выдавили их предков в бесплодные пустоши Корнуолла и в горы Уэльса. Тут еще помнили язык кельтов, старинных хозяев Галлии, здесь сохранили своих богов и верность друидам. Хотя… далеко не все. Король Юдикаэль и вся знать были ревностными христианами. Впрочем, это не мешало им с упоением грабить соседние земли, когда подворачивалась такая возможность. Это было любимое занятие бретонцев последние лет сто, и никакие короли франков не могли им в этом помешать. Кельты просто уходили в свои леса и болота, и выковырнуть их оттуда не было никакой возможности. Небольшие хутора, разбросанные по всей Бретани, были так многочисленны, что истребить этот народ не удалось ни великому Хлодвигу, ни обоим Хлотарям, державшим в кулаке всю Галлию. Напротив, бретоны, разбитые франками, клялись Меровингам в вечной верности, давали заложников, а потом снова грабили их земли, как будто ничего этого и не было никогда. У бретонов была короткая память, они очень быстро забывали свои поражения.

Жадная саранча войска шла от границ Думнонии до Кана десять дней. Дым пожарищ и плач женщин — вот верные знаки войны, и на западе Нейстрии этих знаков было теперь предостаточно. По дороге встретилась парочка богатых вилл, которые добрый христианин Юдикаэль[23] разорил, не моргнув глазом. Он не велел трогать монастыри, но кто бы его послушал, ведь большая часть его армии поклонялась богу смерти Анку и фее Дахут. Кельтам плевать на угрозы христианских попов.

Снова погнали в Думнонию стада коров и овец, а в окрестностях Кана очень скоро не осталось ни зернышка. В том числе и потому, что пару недель назад сюда подошли драккары конунга Эйнара. Он тоже, как и король Юдикаэль, взял серьезный контракт. Они вместе будут опустошать западную Нейстрию, не переходя Луару. Там уже были земли Бургундии и Аквитании, а их трогать было не велено.

В то же самое время. Окрестности Брешии. Королевство лангобардов

Четыре тысячи голых по пояс словен шли быстрым шагом, споря в скорости с конями, на которых скакал герцог Виттерих и его сотня знатных воинов. Две тысячи были наняты за соль в Семи племенах, а еще столько же Виттерих набрал в Истрии. Причем нанял он и тех, кого еще недавно сам хотел извести под корень, справедливо рассудив, что это он сделать еще успеет, а польза от этих упрямцев может быть немалая. Если силушки дурной у словенских родов много, так почему бы не повоевать сначала. Глядишь, самые буйные и сложат головы свои, принеся при этом пользу обществу. Еще несколько больших отрядов из охочих хорватов и вовсе пошли бесплатно, опустошая окрестности Тридентума, Милана и Бергамо, словно саранча. Герцог Фриульский Гразульф беспрепятственно пропустил их всех через свои земли и даже едой снабдил, от греха подальше. Тесно было в северной Италии, рядом все. Крошечные столицы микроскопических, но очень гордых герцогств, находились друг от друга в двух, иногда в трех днях пути пешей армии, а каждое из этих государств было способно выставить не больше двух тысяч бойцов из германских родов.

Земли, где половина мужчин ушла воевать за Альпы, вздрогнули в ужасе. Свирепое войско разоряло все на своем пути, не щадя ни церквей божьих, ни хуторов, ни мелких городков, лишенных стен. Во все стороны поскакали гонцы, чтобы предупредить горожан и жителей деревень, что идет войско вендов, о которых здесь позабыли еще лет двадцать назад. Они тогда до этих мест с аварским войском доходили. Только-только зажили раны на земле Италии, только-только лангобарды перестали убивать римлян, как бессловесный скот и толпами продавать в рабство в Бургундию. Только-только стала налаживаться жизнь, как вновь все рухнуло. Дым пожарищ был виден за многие мили, а горожане герцогств Ченедо, Тревизо, Верона, Мантуя и Пьяченцо со страхом смотрели за горизонт. Их губы шептали молитвы одну за другой. Король ушел в поход, а с ним, соблазненные обещанием неслыханной добычи, ушли почти все герцоги Севера и вся военная знать. Объединить оставшихся было некому, и им пришлось встретиться один на один с армией, которая опустошала эти земли. За Альпы поскакали гонцы, чтобы вернуть правителей Италии, забывших о своем долге. Ведь их святая обязанность — защитить своих подданных, а уже потом грабить соседей.

— Лазутчика поймали, ваша светлость! — воины подтолкнули к Виттериху изрядно помятого паренька из свободных германцев.

Тот смотрел гордо и смело, насколько это вообще можно было сделать с подбитым глазом, наливающимся густой синевой. Он уже все для себя решил, он не опозорит себя трусостью, и умрет достойно, как настоящий мужчина. Напротив него сидел на коновязи молодой воин с мужественным, обветренным лицом. Он смотрел на паренька так спокойно и уверенно, что у того сердце ушло в пятки. Этот воин привык отдавать приказы и не привык, чтобыих нарушали.

— Ты, что ли, лазутчик? — с любопытством спросил у него Виттерих, который с аппетитом глодал куриную ногу. Герцог был одет в измаранную