делая это напоказ. Никаких излишеств в походе он себе не позволял. Только волосы его, густой рыжеватой волной спускающиеся до самого пояса, верный слуга расчесывал ежедневно, с трепетом касаясь их. Волосы членов царственного рода были священны.

— Плохо, — поморщился король.

Они уже пробовали подплыть на плотах со стороны реки, но их расстреляли с башен совершенно издевательским образом. Воины, которые видели, как лопающиеся от сытости горожане с довольным видом прогуливаются по стенам и показывают им голые задницы, медленно зверели. Но им ничего не оставалось делать, только ждать и думать, как перекрыть поставки еды. Без этого город с тысячами обывателей очень скоро начнет умирать от голода. И сегодня вот опять везут съестное. Но это оказалась совсем не еда…

— Святой Мартин, помилуй нас! — вопль раздался с ближнего к крепости конца лагеря.

— В бога… душу… мать! Разрази меня гром!

— Проклятье! — крики раздавались все ближе, и они сопровождались какими-то глухими ударами.

— Пойди, посмотри! — кивнул Дагоберт слуге и тот понятливо кивнул, выскочив наружу. Он вернулся совсем скоро. Глухие удары и вопли только усиливались.

— Там! — тыкал рукой слуга. — Там! Венды!

— Да что венды? — начал злиться король.

— Там венды головами со стен бросаются, ваше величество! — прошлепал белыми от ужаса губами слуга.

— Как бросаются? Какими еще головами? — выпучил глаза король.

— Со стен бросаются. Камнемет у них…, — путано пояснил слуга. — А головы это воинов наших, государь. У них ведь затылки бритые, бороды и хвосты на макушках. Их ни с кем не перепутать. Не иначе, герцога Бобона воины, больше-то и некому.

— Почему Бобона? — нахмурился король.

— Так его голова первой прилетела, ваше величество, — боязливо ответил слуга. — У него шрам на щеке приметный, на звезду похож, я его сразу узнал. А если бы шрама не было, не узнал бы. Она, голова, то есть, в лепешку вся… Страх-то какой! Не привели господи!

— Герцогов позови, — сжал скулы король. — Скажи, я их к закату на совет жду.

— Там вот еще что, ваше величество…, — все так же несмело сказал слуга. — Тела по реке плывут, много… Каждый день плывут. От самых гор, где лангобарды стоят. Их это тела, по одеже видно, и они тоже без голов все. Воины злятся, государь. Говорят, неправильная это какая-то война. Ни битвы славной, ни добычи, ни баб, ни даже еды. Опасаюсь я, как бы до бунта дело не дошло.

— Ничего, я найду, чем их занять, — криво усмехнулся Дагоберт. — Хотите битвы, ну так будет вам битва. И что-то мне кажется, что это мы сами в осаде сидим, а вовсе не венды. И теперь понятно, почему это со мной князек Само встречаться не хочет. Его в городе просто нет. И вот еще что, ромея того ко мне приведи. Скажи ему, что пора жалование отрабатывать.

Дагоберт раздраженно ходил по своему шатру, а его губы шевелились. Он любил иногда поговорить сам с собой, изрядно пугая прислугу этой своей привычкой. Он шептал.

— Виллебад, продажная тварь! Где же тебя носит? И тебя, и все бургундское войско!

Глава 35

Две недели спустя. Июнь 631 года. Баварская граница. Земли дулебов

Староста Любим вел по лесу полторы сотни мужиков. Народ подобрался к таким делам привычный. По лесу все ходили тихо, да так, что даже тонкая веточка под ногой, обутой в кожаный поршень, не хрустнет. Тут шуметь понапрасну нельзя. Спугнешь ненароком, и выскочит из кустов сердитый лесной хозяин, махнет походя когтистой лапой, и все! Отбегался охотник. От медведя даже на коне непросто бывает уйти. Потому по лесу в опаской надо ходить. Волки могут обложить, или свинья с выводком попадется. Они, свиньи, когда с выводком, злющие, просто спасу нет. Народ собрался в роте все больше зрелый, семейный, от двадцати до тридцати весен. Все крепкие, все с копьем и луком сызмальства. Ну, и с топором, как без этого. Голова у всех на месте, чай, жены и дети дома ждут.

После того разговора с князем руку Любима осмотрел княжий лекарь. Ничего толком не сказал, только нос свой ромейский поморщил. Дал вонючую растирку какую-то, велел руку разминать и прокаленный песок в холщовом мешке прикладывать. И вот весь чудо! Пальцы на левой руке, что у Любима еще полгода назад почти не гнулись, теперь-таки понемногу гнуться начали. А еще они раньше прикосновений не чуяли. Хоть иглой их коли. Необычно так. Мизинец, безымянный и половина среднего. Полпальца чует, а полпальца нет. Колдовство какое-то! Но теперь по руке словно горячие муравьи ползали, и кусали ее. Любим той боли до слез радовался. Ни щит, ни нож он той рукой в полную силу держать пока не мог, но надежда после слов князя появилась. И не надежда даже, а вера, жаркая неистовая вера.

Их участок у самой границы был, и дозорная башня отсемафорила недавно, что большой обоз идет. И вроде просто все, и понятно, и все равно чудом каким-то кажется. Отряд Любима залег в кустах вдоль дороги. Тут другого пути к Новгороду и не было. Все боковые тропы на полсотни миль завалены были так, что даже рысь не проберется, не то, что обоз из Бургундии. Любим сам эти пути и завалил деревьями, плотно уложенными крест-накрест. Через пару лет там пойдет молодая поросль, оплетет своими побегами упавшие стволы, и тогда уж совсем никакой возможности пройти не будет. Проще новую дорогу прорубить. А в лесу оно ой как непросто.

Лежали в засаде тихо, даже не чесался никто, и не сопел. За такое вмиг от десятника огрести можно. Засада, она тишину любит. А уж словенский народ, столетиями воевавший в лесах, болотах и скалах, в засадах толк знал. Он, собственно, только так от сильных врагов и спасался. Можно было пройти мимо спрятавшегося в траве воина и увидеть, только наступив на него. Лесной житель мог так долгими часами лежать.

Обоз охраняла полная сотня. Плохо! — поморщился Любим. Не дураки франки, поняли, как тут воюют. Ну, ничего, сотня так сотня. И по сигналу ротного впереди и сзади упали рослые деревья, перекрывая путь намертво. Засвистели стрелы и дротики, повалились на лесную травку первые убитые франки. Но паники у них не было. Мигом перебросили щиты на руку и встали плотным кольцом, выставив вперед копья. Обозные мужики повалились на землю, закрыв головы руками. Им пропадать ни за грош не хотелось вовсе. Он люди не воинские.

Франки, уловив, откуда сыплются стрелы, двинулись вперед. Полная сотня германцев — большая сила, лесовикам не