Морхольд, передумав идти в рукопашную, подхватил небольшой котел. Бандито-рыбаки явно хотели расположиться на привал, но утварь пригодилась для другого. Закопченный бок мелькнул в воздухе и попал не совсем так, как хотелось Морхольду. Не в голову, почти в грудь. Точнехонько в солнечное сплетение. Дылда охнул и сложился, с размаху сев на задницу. Встать ему Морхольд не разрешил. Подлетел, со страхом думая о последствиях таких прыжков, врезал ногой в живот, в голень и уже сжавшемуся добавил несколько раз куда попало, не целясь, размашисто, чтобы пробрало до самых печенок.

Затем, подхватив бухточку троса, стреножил поверженного противника: левую руку подтянул к правой ноге и наоборот. Вот теперь, после всех предосторожностей, можно было и чуть вздохнуть. Правда, помня о Молоте, упорном и настырном сукином сыне, висевшем над ним как… как какой-то чертов меч. А, да! Дамоклов меч.

Ермака, сипящего и все никак не отдававшего концы, он оставил как есть. Грабить нехорошо. Пусть помучается. Покосился на Жуть и похромал к гнилозубому. Спина уже решила расплатиться за излишнюю прыть. К его радости, тот уже окочурился. Судя по синим губам, пене и разодранному в кровь ногтями лицу – удар Морхольда пришелся как надо. И гнилозубый просто-напросто задохнулся из-за вбитого в горло кадыка.

Морхольд скинул сырой плащ, стащил ОЗК с гнилозубого и натянул на себя. Снега не наблюдалось, но ветерок дул – будь здоров. Конечно, хотелось верить в настой Живы, обещавший повышенный иммунитет и все такое. Но переодеться стоило. Только сперва придется разобраться с невесть как попавшей в его рюкзак Жутью. Этого еще ему не хватало, право слово.

Животина, переставшая топорщить перышки, занималась наведением марафета. Ну, точь-в-точь как какой-то мирный кошак до Беды. Ширк-ширк языком по когтистой кривоватой лапке – и по морде, и по морде, и за ушком. Прям, мама не горюй, пасторальная идиллия. Путник и встретившийся ему кот. И два дохлых упыря в лужах крови. И щука метра в три длиной. Сюрреализм, хрустеть твоей кочерыжкой.

Так… непорядок. Ветер задувал все сильнее, проникая внутрь ОЗК. Мерзнуть и болеть Морхольд не хотел. Надо было найти выход. И быстрее. Зубы начали заметно постукивать.

Жуть покосилась на приближающегося Морхольда, который намеревался отцепить от рюкзака спальник. Молча показала клыки. Видно, решила считать морхольдовский рюкзак своим домом. С этим Морхольд соглашаться не хотел.

– Ну-ка, – он покосился на зверюгу, – тихо, тихо. Иди покарауль вон того.

И кивнул в сторону связанного дылды. Жуть надулась, выгнула спину и зашипела во всю пасть. А потом, мягко и пружинисто подпрыгивая, быстро добралась до пленного. Тот, уже очнувшийся, замер, глядя на устроившуюся прямо у его носа странную скотину.

– Умница. Если рот раззявит – сожри ему язык.

Длинный судорожно сглотнул, Жуть предупреждающе кхекнула. Морхольд же, вздохнув, взялся за дело. Отпорол у спальника низ, вырезал и оторвал по большому кругляшу в районе плеч. Вывернул первый попавшийся бандитский вещмешок и – вот удача! – сразу нашел большую сухую тряпку. Потом, подкинув в костер дровишек, достал относительно сухое белье из своего рюкзака. Только штаны пришлось стаскивать с Ермака. Но ничего не поделаешь, его размер подходил, а какой-либо галантерейной лавки в округе не наблюдалось. А что с бою взято, то свято. Пусть это и заношенные и, наверняка, вшивые штаны.

Морхольд разделся и быстро, подпрыгивая на здоровой ноге, насухо вытерся тряпкой. Натянул белье и штаны, перехватив их портупеей. И нацепил на себя обкромсанный спальный мешок. Продел руки в дырки у плеч, застегнул, снова влез в ОЗК. Хм, а получилось очень даже хорошо. Тепло и сухо, что еще надо? Ай… твою мать… он почесал бедро прямо через ткань и плотную вату. Что-что… добраться до людей и найти дуст против вшей, вот что.

Свои вещи он развесил на рогатине, странных арбалето-гарпунометательных хренях и сломанных стволах двух березок. Плащ уныло обвис грязной тряпкой, брюки смотрелись еще грязнее, чем до вынужденного купания. А вот свитер Морхольд аккуратно разложил на куртке гнилозубого. Осталось несколько дел. Домародерствовать, поесть и поговорить с пленным. А, да. И накормить Жуть.

Вещей у рыбаков-недобандитов оказалось не так и много. Из полезного обнаружились всякие рыболовные снасти, два настоящих кизлярских ножа, сломанные поддельные часы «Тиссо», три фильтра к противогазу, книга про Безымянку и парня в респираторе, металлическая фляга с каким-то вонючим спиртным и три свежезакатанных банки мясных консервов. Так себе набор, если честно.

Морхольд вскрыл одну банку, вооружился ножом и начал есть. Жуть покосилась в его сторону. Решив не терзать животное, он выложил половину консервов на шапку Ермака и подвинул к мордочке. И спустя тридцать секунд удивленно присвистнул.

– Ну ты и сильна есть, красотка.

Красотка, в чем Морхольд был уверен, подошла и потерлась о его колено. Он почесал зверюшке подбородок и одобрительно кивнул, слушая довольное урчание.

– Эй, земляк, – Морхольд пхнул связанного, – далеко аэропорт?

– Не-не, – зачастил пленный, – близко, часа два, я покажу, покажу!

– Молодец, – констатировал Морхольд, – а теперь заткнись.

Тот заткнулся. Жуть снова оказалась рядом с его лицом и, видно на всякий случай, зашипела.

Пора было и честь знать. Морхольд покрутил головой: нет ли где опасности. На его счастье, высокой мощной фигуры не наблюдалось. Хотя, как он уже убедился, отсутствие Молота в поле зрения вовсе не говорит о том, что того нет рядом. Мост мостом, а вдруг где-то тут неподалеку брод, например? Или добрый паромщик?

– Я убью тебя, лодочник… – он усмехнулся. – Лезет же в голову чушь какая-то.

Вещи собрал быстро. Все сырое приторочил к рюкзаку, сложил найденные относительно ценные манатки в вещевой мешок, освободил пленному ноги. Именем не интересовался, на кой ляд? Рыбачьи гарпунопулялки повесил ему же на шею, вместе с вещмешком. Рюкзак приспособил на спину несчастного дылды. Остаток троса завязал на шее и пинком отправил невольного носильщика вперед.

Когда по ОЗК, тоненько покалывая коготками, от бедра до плеча пробежали быстрые лапы, Морхольд понял, что Жуть признала его за своего. Покосился на хищную мордашку, невозмутимо посвистывавшую через вывернутые узкие ноздри, и ухмыльнулся.

– Мне еще деревянную ногу, тьфу-тьфу, шляпу с перьями, а тебе научиться орать про пиастры – и пипец, я прямо капитан Сильвер…

Они тронулись. Похожий на заморенного навьюченного верблюда Дылда, важный и наглый караванщик Морхольд и не менее наглое непонятное создание Беды, сидящее у него на плече, аки попугай приснопамятного Джона Сильвера.

Под ногами чавкала раскисшая после снегопада земля. Из нее торчали колючие остатки несдавшихся сорняков. Выл ветер – постоянно, как девочка-подросток настроение, менявший направление. Небо хмурилось и нависало мрачнее обычного. Хотя, возможно, просто надвигался вечер. Морхольд, если честно, немного запутался.