* * *

За дверью, пронизанная насквозь жгучими плетьми бури, властвовала белесая и практически непроглядная мгла. Морхольд, раскатав шапочку-маску и подняв капюшон плаща, спрыгнул вниз, прямо как в омут, слепо и надеясь на удачу. Приземлился, прищурившись и стараясь рассмотреть хоть что-нибудь.

Ветер стихал.

Снежная круговерть чуть успокоилась. Проглянула начавшая уходить луна. Ее тусклого серебра хватало на малое: не потеряться и с превеликим трудом разглядеть что-нибудь рядом. Морхольд разглядел следы. Яны и Петра, ведущие к животным. Там же, видно, прихваченный из фургона, полыхал длинный факел, кривя пламя под напором ветра.

Снег, утоптанный лосями, темнел кровью. Ее оказалось столько, что вспомнилась скотобойня в Кинеле, когда туда пригоняли скотину. Морхольд, подойдя, встал за спиной Яны. Девчушка сидела на коленях и гладила голову лосенка, не мигая смотрящего прямо на Морхольда. Горло ему перерубили практически полностью, до позвонков.

– Посмотри на борт, – тихо, не оборачиваясь, шепнула Яна.

Морхольд взглянул на фургон, затянутый брезентом. Снег облепил его почти полностью. Но в одном месте белый покров недавно стерли, одним сильным движением руки. И казавшиеся черными в свете факела буквы виднелись очень хорошо.

СДОХНУТ ВСЕ

– Кто это? – Яна повернула к нему лицо. – Что ты сделал?

– Ничего… – Морхольд уставился в снегопад, густой, но уже не такой дикий. – Просто не захотел умирать. Ему не понравилось. Где парни?

– Не знаю, – девушка повела плечами, – не видела.

Морхольд потянул Яну за плечо. Та не отстранилась, послушно встала и двинулась за ним. Рука с пистолетом висела вниз плетью. Безвольно и слабо.

Морхольд замер, прижавшись спиной к борту, хоть как-то прикрывая спину. Снег валил. Белое и черное, со всех сторон. Пропавшие цепочки следов, никаких посторонних звуков. Треск факела, шорохи деревьев, редкие глубокие хрипы еще живого лося. Ни Петра, ни Гамбита. Ни Молота.

Он ловил запахи и движения воздуха, стараясь найти хотя бы какую-то подсказку. Не выходило. Сырость и воняющий смолой факел перебивали все. Кровь лишь добавляла непонятного, сбивала попытку уловить хотя бы какой-то след. В стороне захрустели кусты. Морхольд поднял рогатину, прищурился.

Сбрасывая с плеч и головы снег, на поляну вышел Петр. Сердито поводил головой взад-вперед и, опираясь на пешню, пошел к фургону.

– А где брат? – шепнула Яна. – Почему он один?

Ответить Морхольд ничего не успел. Темнота за спиной четырехрукого ожила, родив мрак, еще больший, чем она сама. Петр успел обернуться, поднимая вверх пешню. И не ударил. Гамбит, скользнув мимо него, что-то бурчал себе под нос.

– Слава богу… – Яна шагнула вперед, отлепилась от борта. – Живой.

И судорожно выгнулась. Из горла, насквозь пробитого ножом, вырвался хрип, тонко засвистел выходящий воздух, и девушка осела в снег. Нож был тот самый НР, который Морхольд подарил гному Зиме. Из темноты, задев его лишь краем, прилетела огромная рука, сшибла на землю. Земля ударила, больно, до искр, заставив прижаться к ней. Морхольд, четко услышав хруст с левой стороны, охнул, и попытался встать. Не вышло, руки не слушались.

Получилось только приподняться и посмотреть.

Взгляд упал на разом побелевшее лицо Яны. На темные широко распахнутые глаза, на густой красный след, тянущийся по подбородку вниз. Она еще жила, глотая кровь и сипя пробитым горлом. Пальцы сжимались и разжимались. Удар пришелся сверху. Ногой, обутой в огромный, с подошвой от тракторной покрышки, башмак. Морхольд зажмурился, но успел. Успел увидеть страшное.

Как тонкая и безупречная, самая настоящая фарфоровая красота, белокожая, с мелкой россыпью веснушек, хрустнув раздавленным гороховым стручком, превратилась в ужас. Морхольд сжал зубы, утробно взвыл, царапая лицо онемевшими пальцами.

Гамбит, размашисто прыгая, петляя из стороны в сторону, бежал к погибшей сестре. Кричал, не останавливаясь, и мельтешил руками. Такой скорости Морхольду видеть не доводилось. Ножи, лишь на миг вспыхивая лунными отблесками, свистели, разрезая воздух. Ни один не пропал даром. Пять глубоко вошли в левое предплечье Молота, загораживающее лицо. Два воткнулись в темную кожу защиты на груди. Последний нож Гамбит засадил чудовищу в бедро по самую рукоять, обвитую шнуром. Что-то кричал Петр, не успевая за рыжим. А тот, достав из-за спины два кривых матовых клинка-кукри, прижал их обратным хватом и сделал еще один, невозможный и практически совершенный прыжок. Полетел вперед, выгибаясь и целясь в шею Молота, чуть отвлекшегося, вытаскивающего из бедра нож.

Гигант оказался проворнее. Гудя, снежный воздух вспорола кувалда. Встретила акробата и жонглера прямо перед лицом своего хозяина.

Звук вышел страшный. Глухой, с еле уловимым треском ломающихся костей и чавкающим разрывом внутренностей Гамбита. Удар, страшный и неожиданный, отшвырнул того к дальним кустам. Узкое сухое тело проломило их, сбив снег, и пропало, кануло во тьму.

Грохнул дуплет. Молот, припавший на колено и загородившийся единственным имевшимся щитом – телом Яны, отшвырнул его в сторону. Встал, двинулся к Петру. Перехватив поперек кувалду, встретил удар четырехрукого. Морхольд, матерясь, воткнул в мерзлую землю рогатину, встал. Охнул, когда его повело вперед и вниз. Но не упал. Не упал, мать твою!

К бою он не успел. Наверняка Петр был очень силен. И вряд ли Морхольд справился бы с ним голыми руками. А вот у Молота получилось. Пешня улетела в сторону, и кисть, больше напоминающая ковш небольшого экскаватора, схватила четырехрукого за шею. Чудовище подняло Петра в воздух, наплевав на гулкие удары прикладом по голове. Двустволка скользила по мокрым плотным повязкам, закрывающим лицо Молота. А потом раздался громкий звук, перекрывший все остальные. Треск от сломанного одним титаническим усилием позвоночника. Петр кашлянул. И затих. Мешком упал прямо под ноги Молота. А тот повернулся к шатавшемуся Морхольду.

Морхольд шел вперед. Его заносило влево, но он шел. Голова гудела, но он шел. Ноги подкашивались, но он – «а вот хрен тебе, урод!» – шел. Молот, стоя к нему боком, с интересом наклонил башку. Начал разворачиваться, покачивая кувалдой как клюшкой для гольфа. Морхольд не обольщался насчет своей судьбы. Знал, что проиграет. Но уж точно его голова не улетит за пределы рощи, оторванная одним ударом. Это да, не улетит.

Скрипнула дверь фургона. Молот гулко хмыкнул и повернул голову к ней. Морхольд, стараясь не упасть, поглядел туда же. Выдохнул, не веря глазам. Глазу.

Держась за косяк, на пороге стоял Шимун. С промокшим от крови бинтом. Без банданы. С блестящим темным глазом. Третьим и на лбу. Снег под Молотом еле слышно скрипнул. И Морхольд, глянув на него, не поверил. Чудовище, недоверчиво мотая башкой, чуть отступило.

Шимун, подволакивая правую ногу, с рукой, висевшей вдоль тела, спустился по ступенькам. И пошел к ним. Его кровь капала на снег, пятная узкую дорожку. А перед ним, явственно ощутимая, шла волна. Тяжелая, плотная, потрескивающая яростью, болью и гневом.