Следующим был Керм. Я просто поблагодарил бога купцов и богатства за то, что лото оказалось прибыльным делом и сейчас, в пути, я не знал нужды и мог не думать о деньгах, следуя за зовом сердца. Подкрепил я свою молитву кошелем с несколькими золотыми монетами и одним «королем», который я носил с собой на случай совершения крупных покупок в городе.

У алтаря Софа я был, как дома. Я поклонился Мудрецу и искренне поблагодарил его за заступничество — именно он сказал последнее слово, которое убедило Матерь спасти мою жизнь. Как и в случае с Сидиром, я пообещал делиться своими знаниями и идеями с Мудрецом и дальше. Просьба моя была стандартной — я попросил у бога-покровителя ученых мужей остроты ума и чистоты мысли, чтобы как можно дольше сопротивляться влиянию бездны. Именно чистый разум, который мог даровать Соф, сейчас был для меня нужнее всего. Руна Мудреца на посохе засветилась холодным синим светом — Соф услышал мою просьбу.

Последним остался алтарный камень Калиты — божества, с которым меня связывало большее, чем со всеми другими представителями Семерки вместе взятыми. Я долго стоял перед алтарем моей неожиданной спутницы, не находя слов, а потом вспомнил, что веселая богиня с удовольствием принимает в дар песни.

— Она не моя, но я думаю, тебе понравится, — тихо сказал я себе под нос.

Наплевав на все приличия, я уселся под алтарем Калиты, поставив посох между ног и, прижавшись затылком к холодному камню, прикрыл глаза и стал тихо напевать:

«Я помню, адмирал мне один говорил,

Мол, в море нету места мечтам и любви.

Но наша с тобой встреча не за горами,

И мою руку обжигает жар-птицы пламя.

Пусть с лязгом мечей, но я прорвусь…

Ведь никто не говорил, что будет легко…

И пусть по морю крови проложен мой путь,

У меня есть мой верный галеон.

Один против сотни врагов,

Только сердцем с тобою…

Ты же помнишь, меня ничего не берёт:

Ни ром, ни бандиты, ни море.

И меня защитит от клинков

Покров из хитина.

Ведь меня ничего не берёт,

Как спартанцев в битве при Фермопилах».

— Знаешь, не быть тебе бардом. Хотя я вроде тебя не проклинала, — голос Энжи был все таким же бархатистым, а в ее тоне слышалась добрая насмешка.

Богиня сидела у меня за спиной, на собственном алтарном камне, свесив с него ноги и болтая ими, будто бы ей лет пять или шесть.

— Тебе понравилась песня?

— Да, красивая, хотя я не поняла, о какой битве в ней говорится.

Я отвернулся от Энжи и посмотрел в темноту.

— В далекой древности, тысячи две лет назад, в моем мире была битва двух армий. С одной стороны — двести тысяч солдат огромной империи, а с другой — объединенная армия независимых городов, в пять, может семь тысяч мечей и копий. Вторые приняли бой в узком ущелье и держались несколько дней, пока их не предали и не провели врагов за спину, в тыл. С тех пор эта битва и вошла в историю моего мира, а спартанцы стали символом стойкости, — рассказал я Энжи то, что смог вспомнить о том сражении.

Богиня внимательно выслушала.

— Красивая легенда.

— Это было реальное сражение, — хмыкнул я, — по легенде воинов было и вовсе три сотни.

— Ты чувствуешь себя этим спартанцем?

— Не знаю. Врагов у меня много, а вот кто мне друг — уже не знаю.

Я обернулся и посмотрел через плечо на богиню. Теперь Бард была серьезна и о чем-то размышляла.

— Ты хочешь что-то обсудить? — прямо спросила Энжи, а в ее глазах я на секунду увидел Калиту.

Я на секунду задумался.

— Ну, для начала я бы хотел понять, как тебя называть. Энжи? Калита? Бард? Слишком много имен для одной личности.

Седьмая хихикнула и спрыгнула с алтарного камня, бухнувшись на пол рядом со мной.

— Меня устраивает Энжи. Знаешь, я уже даже привыкла за все это время. Калита звучит как-то…

— Официально?

Богиня согласно кивнула. Ну что ж, одним вопросом меньше.

— Почему ты меня спасла?

Энжи молчала, обдумывая ответ.

— Ведь Матерь сказала, что вы не вмешиваетесь в дела смертных, — продолжил я с нажимом, — так почему, Энжи?

— Ну, невмешательство богов в дела людей, это весьма спорное утверждение, — парировала Энжи, — кто-то вмешивается больше, кто-то меньше. Вон, Керм вообще тасует поднесенные дары между храмами, как простой делец между лавками, и ничего, ни у кого нет вопросов.

— Но это не отвечает на мои вопросы.

— Матерь недооценивает угрозу Единого, как мне кажется, — Энжи взяла меня под руку и устроилась поудобнее, — как недооценивает и тебя.

Я покрутил в ладони посох, рассматривая руны богов. Сейчас, из-за близости хозяйки, руна Барда светилась ровным зеленым светом.

— Но я все еще простой смертный, — просто заметил я.

— А кто дает богам силы, как ты думаешь? Мы черпаем ее из вашей веры, — спокойно ответила Энжи. — так что оценка богов тебя должна волновать не слишком сильно, особенно тебя, потому что ты этому миру вообще не принадлежишь.

Немного помолчали. Я думал над словами Энжи, богиня же мурлыкала себе под нос мотив песни, которую я ей спел. Видимо, уже подбирала ноты, чтобы положить ее на музыку своей лютни. Значит, мой дар ей понравился.

— Со мной ты, конечно же, не пойдешь?

— Спасать Лу? Нет, Антон, не пойду. Да и не воин я, сам вспомни. Тем более, за тобой сейчас следит Пал, не разочаруй нашего сурового Воина, — с усмешкой и какой-то грустью ответила богиня, — ладно, мне на самом деле пора, а ты еще планировал поесть и поспать. Кстати, отличное решение, я тоже люблю вздремнуть перед выступлением. А у тебя впереди большой концерт.

— Я справлюсь?

— Будущее сокрыто от богов, как и от людей, глупый. Мы можем только просчитывать вероятности и видеть сразу все точки происходящего, — серьезно ответила Энжи, потягиваясь и разминая чуть затекшие от сидения на твердом каменном полу ноги, — но я уверена, что справишься.

Богиня бардов вернулась к своему алтарю, водя пальцем по гладкому камню в ожидании, когда я уйду из святилища.

Я не стал спорить с Энжи — ее советы, как я сейчас осознал, вообще редко были глупыми — и тоже поднялся с пола, пряча посох в глухой походный чехол. Мои дела тут были окончены. Когда я уже почти был на пороге, богиня окликнула меня:

— И по твоему последнему вопросу. Нет, я отказала тебе не потому, что ты смертный, а я — Седьмая, а потому что я давно знаю то, в чем ты сам себе никак не можешь признаться. Иди к Лу, Антон.